Комар живет, пока поет
Шрифт:
(получение достаточного материала для скрещивания) он сделал себе имя и положение. А я помираю тут на жалкой веранде, предоставленной мне моим сыном, и ни один ученик не поддержал последних моих открытий, неожиданных и часто противоречивых, и не остался со мной.
Но я ни о чем не жалею. Многие, получившие почести, не сделали ничего конкретного, лишь занимались пропагандой какой-нибудь частности, порой “одолженной” у меня без отдачи, а мне удавалось сдавать на сортоиспытания сразу два-три сорта, и, как правило, районировали совсем не тот сорт, на который я рассчитывал, – тут нужен именно спектр, и что-то из этого спектра пройдет. Как я их создавал? Объяснить
Главным направлением лаборатории был, как я припоминаю, именно генетический метод выведения сортов – но ни одного сорта таким методом создать не удалось. Гибриды, созданные скрещиванием чистых генетических линий, за два поколения теряют свою гетерозисность
(вспышку качества и урожайности сразу после скрещивания). Это типичная комбинаторика, – мол, сложи только кубики, и будет картинка. Ее упорно пропагандируют и сейчас – потому что это понятно и доступно, и легко написать диссертацию, и тебя поймут и поддержат такие же, как ты, боящиеся сделать шаг с проторенной тропки и защищенные уже званиями и наградами. Но сорт так механически
“сложить” невозможно. Поэтому нет у Пугач сортов, так же как и у всех, кто слепо надеется на генетические комбинации. На самом деле скрещивание и создание гибридов – лишь начало. А сорт создается необъяснимой соразмерностью и очередностью всех действий, что чаще всего невозможно повторить и что дается лишь интуицией и бесконечным числом попыток. Поэтому теоретиков-генетиков, в том числе и академиков, так много, а реальных селекционеров, имеющих конкретные удачные сорта, – единицы. Мой сорт ржи “Ярославна” районирован лишь в Ленинградской области, что говорит о его привязке к местным условиям, но зато он дает сорок пять центнеров с гектара, что на пятнадцать центнеров больше обычного. Мой следующий сорт “Былина” отличается высокой продуктивностью и неполегаемостью, но главное его достоинство – в скороспелости, что дает возможность получить до наступления нашей ранней и влажной осени первоклассные сухие семена.
Мне удалось в жизни не только создать шесть продуктивных сортов
(считая два сорта проса в Казани, широко высеваемые до сих пор), но и глубже понять методы селекции. По озимой ржи это, конкретно, отбор растений в заданном направлении до цветения и пересадка их на изолированный участок для цветения и взаимного между собой переопыления. Затем – выбраковка растений по зерну и высев на изолятор и их отбраковка, также до цветения. Селекционер повторяет методы при каждом выпуске семян и при качественном улучшении имеет право на оформление сорта. Но кому сейчас хватит терпения и, главное, уверенности, чтобы заниматься этим из года в год?.. Боюсь, что даже мой сын не обладает достаточным терпением, чтобы хотя бы дочитать до конца эти заметки…
Об эти буквы я спотыкнулся и чертыхнулся: ч-черт! В таком своем состоянии – и то уел! Улыбается неизвестно чему… “Слышу, батьку, слышу!”
Последний мой сорт, который я не успел размножить и изучить, высеян, я думаю, в этом году только под окнами
Я вдруг тоже почувствовал резь и слезы в глазах – наверное, от долгого и неотрывного чтения.
Однако при создании этого сорта я заложил бомбу, которая при удачном стечении обстоятельств разнесет вдребезги все привычные основы селекции.
Снова вздрогнув, я глянул на него… “Бомба”! Как бы дачу не разнесло!
И если я увижу в созревших растениях хоть малейшее подтверждение моей правоты – я буду счастлив и смогу с достоинством умереть.
Это только мы думаем, что мы здесь отдыхаем! На самом деле – при эксперименте его присутствуем! Посмотрел на всходы, довольно дружные и высокие… Что он там “заложил”? Он тут главный. А мы все – лаборанты его.
В лучах заката (и славы) по аллее важно прошествовал писатель
Строгин, наш несгораемый лауреат, впитавший в себя всю мудрость и не оставивший ничего нам. Пора и мне о чем-то подумать. И этот день догорел… а жрать нечего. “Я сейчас, Нонна!” – крикнул и оседлал мой ржавый велосипед. На площади у магазина кипела жизнь – шикарные иномарки, веселые девушки… И главное – летняя беззаботность!
Вздохнув, вошел в магазин – за прилавками никого уже не было. Лето!
Греются. Поздно приехал. Купить удалось только мозги. Самый невостребованный товар.
– Нонна! Мозги убавь! – спохватившись, крикнул я ей.
– А я уж их давно выключила! – заметив тут некоторую долю шутки, робко хохотнула она.
Разбудил отца, довел до стола. После сна он посвежел, светился.
– Я новое открытие сделал! – улыбаясь, объявил он.
Без открытий у него, как правило, день не проходил!
– Ну… так и какое же? – спросил я.
– А? – Он весело сверкнул глазом: мол, говорить – не говорить? – Сделал!
– И про что же?
– А? Про смерть, – произнес он спокойно и весело поглядел на нас.
Потрясенные столь неожиданным применением его таланта, мы долго молчали.
– Поскольку в скором уже времени мне предстоит с ней тесная встреча… я решил все продумать загодя, – сообщил он.
– Слушай! – сказал я. – С этим экспериментом ты лучше погоди.
Как бы эту темку закрыть, неуютную? Впрочем, неуютной эта темка казалась вроде бы только нам. Он улыбался спокойно и даже торжествующе.
– Ну, и какое же открытие? – поинтересовался я. Хотелось с ним сцепиться – как всегда, когда он свои безумные теории выдвигал. Но тут, наверное, воздержаться лучше бы. Тема уж больно необсуждаемая.
– Надо… свое время назначить ей! Удачное! – не дождавшись наводящих вопросов, сообщил он. – Договориться, короче. Но уже не обманывать ее.
– Для кого – удачное-то? – злобно поинтересовался я.
– Ну, для себя, разумеется! Чтобы закончить все! – самодовольно произнес он. – Ну, чтобы и у нее все сходилось по срокам, по ее производству, – уже с небрежной улыбкой добавил он.
– Ну и что? Сговорились?
– А! Сговоримся! – закончил уже уверенно и, эту тему решив, стал в кухню смотреть. – Поесть там у нас найдется что-то?
Ну что ж… Это теория менее безумная, чем все предыдущие его. Ранее он сеял, например, озимую рожь весной, яровую пшеницу – осенью, вытряхая новые, нераскрытые прежде возможности из них. И использовал!
– Ну… и как же ты будешь его… определять?
– А? – глянул задорно. – А вот этим, – кивнул за окно на всходы.
–
Мой последний посев. И есть там одна штука… которой я горжусь!