Комариные рассказы
Шрифт:
В одно из таких осенних воскресений, на которое они с мамой и папой запланировали поехать в парк погулять, пошел такой сильный ливень, что Васька проснулся от стука капель по стеклу и сразу же расстроился. Папа с мамой тоже расстроились, Васька это видел, но все равно бодрился. Они сидели перед телевизором, и папа все вздыхал, и тогда Васька придумал:
– А давайте оденемся, окна откроем и тогда мы будем как будто гулять?
Мама рассмеялась, а папа очень серьезно отнесся к его затее.
– Свежий воздух важен молодому организму, – сказал он. – Тем более,
Мама согласилась. Васька побежал в комнату и оделся «как положено»: колготки, штаны, свитер. Мама с папой тоже оделись, и все они пошли в коридор взять верхнюю одежду. Мама смеялась, застегивая на Ваське курточку и, нацепив на него шапку, сказала:
– Сейчас все спаримся.
Васька застегнулся покрепче и ответил:
– Тогда надо скорее «выходить».
Папа многозначительно кивнул. Мама вздохнула.
Они открыли нараспашку балкон и окно в гостиной и уселись в куртках на диван. Из распахнутого окна шумел дождь, и капли били по подоконнику, а прохлада тянула по пяткам Васьки. Он поджал ноги, забираясь с ними на диван.
– Раз гуляем, надо хоть кружочек пройти, – сказал папа, потому что по телевизору не было ничего интересного. Васька согласно закивал.
– Вы идите, а я вас тут подожду, воздухом подышу, – сказала мама.
Васька с папой встали и в самом деле медленно зашагали по гостиной – мимо мамы на диване до балконного окна, потом разворот и обратно до двери.
– Ну и как тебе прогулка? – спросил папа, держа Ваську за руку.
– Неплохо, – со всей серьезностью ответил Васька. – Шапку можно было не надевать.
– Нет, братец, раз гуляем, надо все по правилам. Хотя… – папа хитро глянул на маму на диване, когда они подходили к двери. – Мы уже далеко от нее ушли, можешь пока снять шапку.
Васька радостно стянул ее с головы, но тут же услышал гневный выкрик мамы:
– В такую погоду – и без шапки? А ну надень обратно, уши простудишь! – Кажется, мама совершенно не упускала их из виду.
Сделав несколько кругов по гостиной, папа с Васькой уселись на диван «отдыхать».
– Ох и вымотала меня эта прогулка, – вздохнул папа. Васька знал, что он притворяется – ведь сам он совсем не вымотался! Однако он не стал спорить – в комнате холодало, а потому он забрался с ногами на диван и засунул их папе сзади под куртку. Папа был теплый, и они сидели втроем бок о бок, дыша, как это называла мама, свежим воздухом, и отдыхая после «прогулки».
Капли стучали по подоконнику, за окном шумел ливень, а Васькины ноги были в тепле. Намного лучше резиновых сапог.
Лужа
За домом, где жил Васька, в небольшом парке каждую весну вырастала лужа. Разливалась на половину сквера, раскидывала длинные руки и радостно золотилась на солнце, будто тоже приветствуя весну.
Чтобы обойти лужу, надо было либо огибать парк стороной вовсе – будто это только ее владения и ничьи больше, – либо по мокрому краю исчезающей дорожки шагать по грязи, потому что берега у лужи были, как у настоящего болотца: землистые, влажные топи. Васька однажды провалился резиновым
Лужу пытались изгонять: каждую весну, стоило жителям района завидеть это вездесущее чудище, как начиналась кампания по ее выселению. В ход шли самые разные средства: и закрытие лужи на карантин «на просушку», и закрытие всего сквера, и искусственное уничтожение (осушение) руками работников, и даже волонтерское закапывание песком. Лужа корчилась, сжималась в размерах, подгибала под себя длинные руки, мельчала и на время сбегала. Однако стоило жителям района обрадоваться успеху, как лужа победоносно возвращалась с первым ливнем и отбивала все захваченные у нее территории.
Но Васька считал, что лужа не так уж плоха – и если ей так нравится жить в этом сквере, то, пожалуй, стоит оставить ее в покое и просто по-доброму соседствовать. К тому же, лужа привлекала в свое царство бесчисленное количество уток: те плавали по ее ровной блестящей глади, как по пруду, наверняка задевая желтыми лапками «дно», крякали, а поздней весной на ней можно было даже увидеть выводок серых утят.
Васька весной часто гулял мимо берега, не решаясь заходить в ее неизведанные глубины, будто там еще несколько метров вниз, ил, водоросли и целый подземный мир. Васька наблюдал, как в ее зеркале отражаются ровные грани подстриженных тополей, которые росли здесь еще до его рождения, да и лужа, пожалуй, была здесь тоже до него. И все же он смотрел на нее и вспоминал, как ходил по ее дну зимой, как летом она иссушалась от жажды; и как каждую весну и каждую осень он снова приветствовал ее, словно старого друга, и лужа подмигивала ему в ответ бликами от солнца, будто говоря: «А вот и я, вот мы снова и встретились».
Страх
Сначала Васька думал, что ничего и никого не боится. Но потом в какой-то момент страх будто вылупился, оформился и начал расти вместе с Васькой: ел вместе с ним, пил вместе с ним, спал вместе с ним. Васька впервые заметил его под кроватью: черно-черное пятно, которое подглядывало за ним из-под матраса и как бы говорило: я теперь тут тоже живу. И Васька впервые испугался.
Тогда страх выгнала мама – сказала, чтобы тот уходил и не пугал больше Ваську, а еще оставила ночник, и Васька понял, что страх боится света.
Но совсем он не ушел. Страх рос, крепчал, становился будто старше по мере того, как Васька становился старше. Однажды он выглянул из прихожей по дороге в туалет, так напугав Ваську, что тот еще неделю не выходил ночью из комнаты. Тогда его снова изгнали светом.
Страх будто обиделся и стал усиленно поглощать все вокруг. В какой-то момент он стал даже больше Васьки: подсматривал за ним из темных углов, ухмылялся из разбитых окон по телевизору, таращился из полумрака приоткрытого шкафа в прихожей. Потом страх перебрался жить на улицу: Васька узнавал его кривую мину в прохожих, в учительнице, а однажды страх проскользнул даже на мамино лицо, но быстро испугался нахмуренного Васькиного личика и сбежал.