Комбинация
Шрифт:
Действительно, Антонида Степановна велела подать горничной чай жениху и невесте в гостиную. Катенька даже побелела вся, когда увидала поднос со стаканом чая и свою чашку — у ней оставалась единственная надежда на вечерний чай, чтобы хоть на час избавиться от своего уединения, но и эта надежда оказалась разбитой. Зато Кекин был предоволен и смешно вытягивал губы, прихлебывая горячий кипяток. Как он противно чмокал губами, а потом облизывал их. Девушка вперед переживала всю свою жизнь с этим ненавистным уродом, и глухие слезы подступали к самому горлу. Что она такое — хуже сироты, а чужой хлеб горек. Когда была маленькой, то это еще не так выделялось, но потом… Конечно, Антонида Степановна добрая женщина, если бы не избывала ее замуж за первого
Единственное место, где она отдыхала, это был дом замужней подруги Любочки Тихменевой, — как у них всегда хорошо, уютно и как-то вообще тепло. Конечно, Аркадий Борисыч был ветреный человек и редко засиживался дома, но он всегда являлся таким веселым, остроумным. Особенно любила Катенька, когда он пел. Между прочим, он и ее учил пению, и они исполняли даже один дуэт на любительском спектакле. Вот единственное светлое место в ее молодой жизни, и понятно, что в Катеньке проснулись к мужу подруги те чувства, какие она боялась назвать их настоящим именем, — она просто чувствовала себя необыкновенно тепло в его присутствии, скучала, когда его не было, и жила только ожиданием, когда он придет. Никаких расчетов на Тихменева она, конечно, не могла иметь и старалась не думать, к чему ведет такое сближение, — ей было приятно, что он выделяет ее из среды других женщин и так необидно ухаживает.
Сейчас после чая Тихменев перешел в зал, сел за рояль и привычной рукой взял несколько громких аккордов. Дети опять столпились около него и заглядывали прямо в рот. Катенька вздрогнула, заслышав знакомые рулады. Потом он запел один из тех романсов, какие так любят провинциальные барышни. Пел он недурно, хотя и кривлялся порядочно. Как назло, попадались именно те романсы, которые любила Катенька. Когда Тихменев запел: «Не говори, что молодость сгубила…», у ней на глазах показались слезы.
— О чем вы плачете, Катенька? — спрашивал Кекин, напрасно сдерживая поднимавшуюся в нем злость.
— Так…
— Это не ответ…
— Да просто потому, что так принято: все невесты плачут.
Она пересилила себя и даже улыбнулась сквозь слезы. Кекин успокоился, — действительно, все невесты плачут. А в зале полный мужской тенор так и выводил жестокие слова:
…Близка-а-а ммоя ммо-ги-ла-а!..Потом Кекин опять говорил что-то, долго и убедительно, но Катенька уже не слушала его. Когда Тихменев кончил свое пение и с шумом захлопнул крышку рояля, Катенька без всяких предисловий выбежала к нему, взволнованная, бледная, с горевшими глазами.
— А вы дома? — удивился Тихменев, крепко пожимая маленькую дрожавшую ручку. — Любочка вам кланяется…
У него улыбались одни глаза, но Катенька прощала ему и фальшивое удивление, и фальшивые слова, потому что он сейчас пел для нее, ее любимые вещи, точно хоронил ее заживо.
— Мне нужно вам сказать одно слово… — прошептала она, опуская глаза.
— Я к вашим услугам.
— Вы сейчас уходите?.. Я скажу в передней…
— Вы меня гоните, Катерина Васильевна… — заметил Тихменев, пожимая плечами.
В передней, когда он наматывал себе на шею шелковый платок, она припала к его груди русоволосой головкой и глухо зарыдала.
— Я… я… люблю вас… — шептали побелевшие губы.
— Милая… — ласково прошептал он, обнимая ее и целуя. — Милая…
Этот поцелуй заставил девушку опомниться. Она посмотрела на него совсем дикими глазами, быстро повернулась и убежала… Тихменев
Кекин по-прежнему сидел на диване в гостиной и начинал терять терпение. Черт знает, в самом-то деле, какое глупое положение… Куда Катенька убежала?.. Но в этот момент вошла Антонида Степановна.
— Мы еще с вами не видались сегодня, Владимир Евгеньич… — проговорила она, тяжело опускаясь в кресло. — Катенька сейчас выйдет… Знаете, молодая девушка… все для нее так ново… нервы… ведь все мы, женщины, одинаковы.
Она уговаривала рассерженного жениха, как ребенка, и Кекин постепенно отошел. Если уж действительно все женщины одинаковы, то что тут поделаешь?..
— Вы поставьте себя на место Катеньки… — продолжала Антонида Степановна, прикладывая платок к глазам. — Она еще так молода… не понимает своего счастья…
— О, я понимаю… все понимаю… — растроганно отвечал Кекин и даже поцеловал руку у Антониды Степановна. — Вообще, комбинация…
III
Семья Вициных сложилась довольно оригинальным образом, как складываются семьи, может быть, только на Руси.
Антонида Степановна за доктора Вицина вышла уже вдовой. Первый ее муж, отец Катеньки, был вдовец, и она «вышла на детей», как говорят свахи. У Ордина осталось от первой жены двое детей — старшая дочь Катенька и сын Семен. Антонида Степановна пригрела сирот и прибавила еще от себя троих детей, так что когда Ордин волею Божией помер, у ней осталось на руках целых пять сирот. Положение было совсем безвыходное, если бы она не вышла замуж во второй раз за доктора Вицина и опять «на детей» — у доктора сиротело целых четверо ребят.
— Что же, нам уж заодно возиться с ребятами, Антонида Степановна… — говорил Вицин, когда делал предложение. — Такая уж судьба… Бог даст не съедят, пока мы живы.
У «молодых» образовался с первых дней воспитательный дом, а потом Антонида Степановна подарила мужу еще троих. Получился настоящий муравейник, причем трудно было разобрать чужих от своих, да Антонида Степановна и не делала между детьми различия — всех Бог дал, что же тут разбирать. Сам Вицин был незлой человек, но на детей он не обращал никакого внимания, предоставив все жене: это ее бабье дело. У него служба, дела, а ребятишки только мешают. Он заметил Катеньку уже в седьмом классе гимназии, когда она совсем выровнялась и сделалась взрослой красивой девушкой. Даже и по жене Катенька была доктору чужая, и он часто поглядывал на нее прищуренными глазами. Женщин он всегда любил, но жизнь так сложилась, что пришлось удовольствоваться самой серенькой обстановкой, а тут постоянно на глазах вертится такая свеженькая и красивая девушка. Дурных мыслей старик не имел, но его так и тянуло обнять это цветущее молодое тело, которое точно говорило ему о собственной старости и неудовлетворенной жажде жизни. Антонида Степановна хорошо знала слабости мужа и поэтому никогда не держала в доме красивой женской прислуги — ведь все мужчины одинаковы, как и женщины. Это было ее философией, которая каждый день приносила какое-нибудь новое подтверждение. Старший сын доктора, гимназист седьмого класса, тоже ухаживал за Катенькой и не пропускал удобного случая поймать ее где-нибудь в темной комнате, ущипнуть и прошептать на ухо что-нибудь скабрезное. Раз Антонида Степановна наткнулась на сцену, когда Сережа обнимал Катеньку, загнав ее в угол гостиной.
— Дети… что вы делаете?!.
– ужаснулась Антонида Степановна, пораженная как громом. — Ведь вы брат и сестра…
Сережа, конечно, убежал, как и следует мужчине, а Катенька осталась, сконфуженная, обиженная, жалкая.
— Разве можно себя так держать? — обрушилась на нее Антонида Степановна. — Ты самая большая в семье и должна подавать пример другим… Наконец, каждая женщина сама заслуживает того, как с ней обращаться. Я сама была девушкой и могу сказать, что никто не смел обнимать меня, как горничную.