Комедианты

Грин Грэм

Хорошо хоть, что я его не разбудил. Он сидел на койке, подперев спину подушкой, в белой ночной сорочке и в очках с очень толстыми стеклами, отчего его глаза были похожи на осколки кварца. В руках он держал книгу, свет настольной лампы падал на обложку – роман Сименона; это меня приободрило – все-таки в нем было что-то человеческое!

– Мистер Браун! – воскликнул он с удивлением, как старая дама, к которой ворвались в номер гостиницы, и, как старая дама, инстинктивно прикрыл левой рукой вырез сорочки.

– И майор Джонс, – развязно добавил

Джонс, выглядывая из-за моего плеча.

– А, мистер Джонс, – сказал капитан с явным неудовольствием.

– Надеюсь, у вас найдется свободное местечко для пассажира? – спросил Джонс с наигранной веселостью. – И шнапс, надеюсь, тоже?

– Для пассажиров найдется. Но какой же вы пассажир? Где вы смогли посреди ночи купить билет?

– У меня есть деньги, чтобы его купить, капитан.

– А выездная виза?

– Пустая формальность для нас, иностранцев.

– Формальность, но тем не менее ее соблюдают все, кроме преступных элементов. По-моему, у вас неприятности, мистер Джонс.

– Да. Я, в сущности, политический беженец.

– Почему же вы не обратились в британское посольство?

– Мне будет уютнее на милой старой «Медее». – Слова прозвучали, как эстрадная реприза, и, может быть, поэтому он повторил: – На милой старой «Медее».

– Вы и раньше не были для нас желанным гостем, мистер Джонс. Меня о вас не раз запрашивали.

Джонс посмотрел на меня, но я не знал, чем ему помочь.

– Капитан, – сказал я, – вы же знаете, что они здесь творят с арестованными. Неужели вы не можете сделать исключение?..

Его белая ночная сорочка, вышитая, очевидно, его грозной женой вокруг шеи и на манжетах, сейчас до ужаса напоминала судейскую мантию; он смотрел на нас с высоты своей койки, как с судейского кресла.

– Мистер Браун, – сказал он, – я не могу пренебрегать своим положением. Мне приходится заходить в этот порт каждый месяц. Неужели вы думаете, что в моем возрасте компания доверит мне другое судно на другой линии? После того как я позволю себе такое нарушение правил, какого вы от меня требуете?

– Простите. Об этом я не подумал, – сказал Джонс с кротостью, которая, по-моему, удивила капитана не меньше, чем меня, и поэтому капитан заговорил снова, почти извиняющимся тоном:

– Не знаю, есть ли у вас семья, мистер Джонс. Но у меня она есть.

– Нет, у меня никого нет, – признался Джонс. – Ни души. Если не считать кое-каких бабенок. Вы правы, капитан, обо мне слез никто проливать не будет. Придется выкарабкиваться как-нибудь иначе. – Он задумался, и мы молча смотрели на него. Потом он вдруг предложил: – Я мог бы проехать зайцем, если вы посмотрели бы на это сквозь пальцы.

– Тогда мне пришлось бы передать вас полиции в Филадельфии. Устраивает вас это, мистер Джонс? Мне почему-то кажется, что у них в Филадельфии есть к вам кое-какие претензии.

– Чепуха. У меня там не заплачен маленький должок, вот и все.

– Ваш личный долг?

– Но по зрелом размышлении, пожалуй, скажу, что

меня это не очень устроит.

Я восхищался самообладанием Джонса: он вел себя, как судья, который совещается с двумя экспертами по поводу запутанного дела.

– По-видимому, выбор у меня небольшой, – подытожил он.

– В таком случае советую вам все-таки обратиться в британское посольство, – холодно сказал капитан тоном человека, который заранее знает на все ответ и не потерпит возражений.

– Наверно, вы правы. Но, говоря честно, я не поладил с консулом в Леопольдвиле. Все они одного поля ягода – эти карьеристы из дипломатической лавочки. Боюсь, что и сюда поступил на меня какой-нибудь донос. Вот незадача, правда? Неужели вам так уж нужно передавать меня в Филадельфии фараонам?

– Необходимо.

– Куда ни кинь, все клин, а? – Он обратился ко мне. – А как насчет какого-нибудь другого посольства, где на меня еще нет доноса?..

– У посольств свои правила, – сказал я. – Иностранец не может претендовать на право убежища в чужом посольстве. Вы потом сидели бы у них на шее, пока будет держаться это правительство.

Вверх по трапу загремели шаги. В дверь постучали. Я увидел, что Джонс затаил дух. Он был далеко не так спокоен, как хотел казаться.

– Войдите.

Вошел старший помощник. Он взглянул на нас без всякого удивления, словно ожидал увидеть здесь посторонних, и обратился к капитану по-голландски, на что тот задал какой-то вопрос. Старший помощник в ответ указал глазами на Джонса. Капитан повернулся к нам. Он отложил книгу, словно отчаявшись встретиться сегодня с Мегрэ, и сказал:

– У сходен стоит полицейский офицер с тремя людьми. Они хотят подняться на борт.

Джонс тяжко вздохнул. Может быть, он увидел, как навеки исчезают Дом Сагиба, восемнадцатая лунка и Бар Необитаемого Острова.

Капитан отдал старшему помощнику по-голландски приказ, и тот вышел.

– Мне надо одеться, – сказал капитан.

Он застенчиво, как немецкая Hausfrau [91] , поерзал на краю койки, потом грузно спустился на пол.

– Вы позволите им войти на борт! – воскликнул Джонс. – Где ваша гордость? Эти же голландская территория!

91

мать семейства (нем.)

– Мистер Джонс, пройдите, пожалуйста, в уборную и сидите там тихо, этим вы облегчите дело нам всем.

Я открыл дверь в глубине каюты и втолкнул туда Джонса. Он нехотя повиновался.

– Я попал в ловушку, как крыса, – сказал он и быстро поправился: – Я хотел сказать, как кролик, – и улыбнулся дрожащей улыбкой.

Я решительно посадил его, как ребенка, на стульчак.

Капитан натянул брюки и заправил ночную сорочку. Потом он снял с крючка форменный китель и надел, спрятав под ним вышитый воротник сорочки.