Комедии
Шрифт:
З и г ф р и д. Выпейте воды, Борис Семенович, все уладится… Спокойно! Нельзя терять голову.
Х о д у н о в. Что вы понимаете… Кому нужна голова, когда нет профиля? Что может уладиться, когда… только начнешь выполнять план — теряется профиль, начнешь работать над профилем — заваливается план. Все тормошат, все вмешиваются, всем дело до театра… Каждый день совещания, и чем больше совещаний днем, тем меньше зрителей вечером. С ума сойти! (Пьет воду.)
З и г ф р и д. Звонила секретарша Платона Платоновича. Вызывают на завтра в пять. Будет совещание.
Х о д у н о в. Ну
З и г ф р и д. Борис Семенович, я не понимаю, ведь вы же только исполняющий обязанности директора, у нас же главный режиссер есть. Почему он не беспокоится?
Х о д у н о в. Он не беспокоится потому, что у него уже все есть, кроме беспокойства. А беспокойства нет, потому что уже все есть. Вы что-нибудь поняли? Хотя… с кем я говорю? Вы же пещерный человек! Посмотрите, что вы устроили на столе? Так театр принимает ведущего драматурга? Это же дачный буфет на станции Клязьма!
З и г ф р и д. Борис Семенович, в бухгалтерии нет фондов, а у меня… уже нет сил.
Х о д у н о в. Я вам сказал, что это пойдет за счет «Валенсианской вдовы». Надо же соображать. Театр делает ставку на Пузырева, в нем наше спасение. Это человек из обоймы, один из тех, у которых выхватывают пьесу, когда она еще в задумке. Автор, который может создать театру если не лицо, то профиль, как пить дать.
З и г ф р и д. Может, сбегать в буфет за икрой?
Х о д у н о в (продолжая). Я делаю гигантские усилия, чтоб его заполучить, обещаю ему расширить театр на пятьсот мест, зачисляю в штат ассистентом его последнюю жену, и наконец он здесь, за этой дверью, читает нам пьесу… Победа? Победа. И что же?..
З и г ф р и д. Борис Семенович, я…
Х о д у н о в. Довольно! (Подходит к двери, заглядывает в щелку и быстро отбегает назад. Возмущенно.) Послушайте, Зигфрид, что это такое? Там… там сидит Бережкова. Как она просочилась на читку? Кто ее впустил? Это же… Это бич! При чем тут она?
З и г ф р и д. Борис Семенович, убей меня гром, я не знаю…
Х о д у н о в. Я вам даю команду — как только они выйдут сюда, немедленно возьмите ее за локоток и спрячьте в суфлерскую будку, уведите на колосники, куда угодно, но чтобы здесь ее не было. Слышите? Все! Об исполнении доложить.
З и г ф р и д. Есть, Борис Семенович! Только… Капитолина Максимовна — старый человек. Говорят, пятьдесят лет в театре, и вдруг за локотки… Как-то неудобно…
Х о д у н о в. Что это за постный разговор? Старуха… Пятьдесят лет… За пятьдесят лет в театре уже нужно что-то собой представлять или хотя бы быть представленной. Зачем мне здесь эта суфлерша? Я вас спрашиваю? Собрался узкий актив руководящих мастеров, ведущая головка, и вдруг… «Здрасте, я тетя Капа!» Это же конфуз! Жалкое зрелище!
З и г ф р и д. Вы… вы не волнуйтесь, Борис Семенович, я все сделаю, как вы сказали. Я только хочу спросить вас, вы не знаете, вот в этой пьесе, которую сейчас читают, есть какая-нибудь роль для… Юли Трепетовой?
Х о д у н о в. Вы меня уже седьмой раз спрашиваете про Трепетову, в чем дело? Имейте в виду, Зигфрид, я вас предупреждаю: если вы созрели для любви, ищите себе что-нибудь
З и г ф р и д. А… что диктовать?
Х о д у н о в. Типовой договор. Запишите. С одной стороны, я, именуемый в дальнейшем «Театр», с другой стороны, он, именуемый в дальнейшем «Драматург». Он дает, а мы принимаем, под условным названием «Гололедица», остальное она знает. Идите! Стойте. Заскочите в бухгалтерию, пусть приготовят пятьдесят процентов. Все!
З и г ф р и д. Борис Семенович, я хотел сказать…
Х о д у н о в. Ну?
З и г ф р и д. Вот вы… очень часто меня ругаете. Я знаю — в театре это необходимо, и я все снесу… Только я вас прошу, когда вы будете меня ругать — не сейчас, а в дальнейшем, — умоляю вас, не при женщинах.
Х о д у н о в. Это все?
З и г ф р и д. Все.
Х о д у н о в. Хорошо. Я специально подберу мужской состав. Идите!
З и г ф р и д убегает.
И это — мой помощник. Редчайший болван! Гибрид тыквы и одуванчика!
За дверью слышны аплодисменты, голоса, шум отодвигаемых стульев.
Что это? Уже? Уже кончилась читка?
Распахнулась дверь. Из кабинета главного режиссера, продолжая оживленный разговор, выходят ведущие мастера. Впереди высокий, седоватый, подчеркнуто элегантный Х л о п у ш к и н ведет под руку П у з ы р е в а. За ними — Н а с т ы р с к а я, З о н т и к о в, И н г а Х р и с т о ф о р о в н а и К у п ю р ц е в. Последней вышла Б е р е ж к о в а, с большой хозяйственной сумкой в руках, и сразу же села на диванчик в углу фойе.
Х о д у н о в (подбегает к Пузыреву). Игнатий Игнатьевич, спасибо! Большое спасибо! (Долго трясет руку.) Поздравляю! В добрый час!
П у з ы р е в (усаживаясь в центре стола). Это что у вас? Пиво?
Х о д у н о в. Десертная водичка… Сейчас будет пиво. Зигфрид, пива!
Х л о п у ш к и н. Ну что ж, друзья мои, рассаживайтесь.
Все с шумом рассаживаются вокруг стола. Бережкова тоже берет кресло и садится рядом с Хлопушкиным.
Я полагаю, чтоб не утомлять Игнатия Игнатьевича, мы не будем долго дискутировать. Тем более, как мне кажется, все ясно!
Г о л о с а. Еще бы!
— Все ясно!
— О чем говорить?
Н а с т ы р с к а я. Не говорить надо, а драться за пьесу!
З о н т и к о в. Обязательно драться! Драться, драться… Тут без драки дело не пойдет. Позвольте мне. (Протягивает руку.)
Х л о п у ш к и н. Вы что, хотите сказать?
З о н т и к о в. Нет… Если позволите, я пока… с сыром. (Берет бутерброд.) А потом скажу, скажу.