Комедии
Шрифт:
В дверях появляется Д у б р о в с к и й. Он в элегантном костюме, у ворота салфетка, в правой руке он держит вилку, направляя ее, как указку, на Желвакова.
Д у б р о в с к и й. Вы… хозяин этой харчевни?
Ж е л в а к о в. С вашего позволения, директор.
Д у б р о в с к и й. Тем хуже. Это вы выдаете кролика за домашнюю птицу?
Ж е л в а к о в. Ошибка возможна. Жалоба будет проверена, шеф-повар получит взыскание, строго будет наказан,
Д у б р о в с к и й. Чем вы можете заменить? Дикой козой?
Ж е л в а к о в. Может, каким десертом?
Д у б р о в с к и й. Хватит! (Бросает салфетку на стол.) Ваш пломбир — это остывшая яичница… А кофе? Боже мой, что за кофе! Это… это же хлебный квас в банном буфете…
Ж е л в а к о в. По разряду — мы ресторан первого класса.
Д у б р о в с к и й. Трактир на проезжей дороге — это мечта по сравнению с вашей мерзкой харчевней… Я изъездил половину земного шара… Семьдесят шесть городов и двенадцать европейских столиц… И всюду я оставлял свою подпись в книге почетных посетителей… Ваш город первый, где я потребовал книгу бесчестия и позора. Вы запятнали герб своего города, и пусть все горожане заплатят вам презрением и… (Замечает на столе графин.) Что это за вино?..
Ж е л в а к о в. Отличный букет… Разрешите? (Наливает в бокалы.) Ваше здоровье! За критику! Правильно, правильно вы нас прохватили… Мы, должен сказать, критики не чураемся — здоровой, принципиальной, бескомпромиссной… Я лично, как и все советские люди, считаю так: не надо замазывать огрехи, увидел безобразие — говори смело, открыто, никого не боясь, не взира…
Д у б р о в с к и й. Довольно! Я не люблю долгоиграющих пластинок… Тем более, я это уже слышал в лучшем исполнении… Я приехал в ваш город не на собрание работников ресторана, я прибыл обследовать здешнюю психиатрическую больницу… Говорят, там какие-то злоупотребления…
Ж е л в а к о в. Безусловно!.. Я в курсе! Там мой дружок по хозчасти работает: так он говорит — буквально сумасшедший дом, кумовство, семейственность, в общем гнездо! Все доктора, санитары да няньки своих людей туда положили: кто тетку, кто бабку, кто зятя… Каждый словчил спихнуть родственника на государственный счет… Поди разберись — спятил он иди в своем уме, а пока квартира, питание, обслуживание — все бесплатно, все без хлопот, все за счет трудовой казны… А вот когда надо устроить и впрямь душевнобольную одинокую, скромную старушку, вдову работника науки…
Д у б р о в с к и й. Это что… ваша мама?
Ж е л в а к о в. Нет-нет, соседка… так представьте — не берут, отказывают, бюрократы. Второй месяц бьюсь, говорят, мест нет! Справки требуют, канцелярщину развели такую…
Д у б р о в с к и й (вынимает блокнот и ручку. Деловито). Фамилия больной?
Ж е л в а к о в. Успенцева, Екатерина Капитоновна…
Д у б р о в с к и й. Родственники есть?
Ж е л в а к о в. Почти нет… Я один… опекаю… в общественном
Д у б р о в с к и й. Метраж?
Ж е л в а к о в. Чего?
Д у б р о в с к и й. Я спрашиваю, метраж площади, занимаемой больной?
Ж е л в а к о в (испуганно). Метров пятьдесят будет… А это, простите, имеет значение?
Д у б р о в с к и й. Имеет… Бывают случаи, когда сходят с ума на почве излишков… у соседей… Это редкая, но довольно опасная форма… Думаю, что это не то. (Встает.) Я проверю… обследую, и, если это так, как вы говорите, ее примут в течение двадцати четырех минут, быстрее, чем в вашем заведении подают кофе… Прощайте…
Ж е л в а к о в. Позвольте узнать, кому век буду обязан?
Д у б р о в с к и й. Это не важно… Больной может не знать врача, но врач обязан изучать больного… (Подходит к Желвакову и пристально смотрит на него в упор.) Вы в детстве болели коклюшем?
Ж е л в а к о в. Не-ет…
Д у б р о в с к и й. Воспалением уха?
Ж е л в а к о в. Не-ет…
Д у б р о в с к и й. Отец выпивал?
Ж е л в а к о в. Как сказать, в норме. А что?
Д у б р о в с к и й. Гм… странно… До свидания…
Ж е л в а к о в. Может, на предмет обследования записать вам адресок больной Успенцевой?
Д у б р о в с к и й. Не надо… Адрес я прочел в ваших глазах — улица Короленко, девять. Так?
Ж е л в а к о в (опешив). Так точно.
Д у б р о в с к и й. Всего-навсего… (Быстро направляется к выходу. И в дверях сталкивается с входящей в кабинет Д а м о й п о д в у а л ь ю.) Простите! (Галантно отскакивает в сторону, уступая ей дорогу.)
На пороге — Д а м а в изящном дорожном костюме. Голубые брючки, пестрая кофта, дымчатые очки. В руках небольшой чемоданчик, напоминающий магнитофон.
Д а м а. Прошу прощения. Кто есть товарищ директор?
Ж е л в а к о в. Чем могу служить?
Д у б р о в с к и й (в крайнем изумлении разглядывая Даму). Нет-нет, не может быть! Неужели? Глазам не верю. Барбара Кжишевска?!
Д а м а (протягивая ему руку). Пан Богдан?
Д у б р о в с к и й. Ну, конечно! Боже мой, какой страшный ветер, какой тайфун занес вас в этот город? Помнится, в последний раз мы виделись с вами… в Варшаве?
Д а м а. Да-да. Я не запомнила, пан Богдан.
Д у б р о в с к и й. А помните Сан-Ремо, а? Огни фестиваля? Ваши песенки, цветы… овации… Бо-же мой, все это словно вчера. (Желвакову.) Вам чертовски повезло, хозяин… В ваше заведение упала с неба звезда первой величины… Это же Барбара Кжишевска — королева песни… Что вы застыли, как в карауле, предложите даме кресло, дайте бокал вина…