Комедии

Шкваркин Василий Васильевич

Н и к о л а й. Ничего итого не будет. Сейчас же, немедленно выходите за меня замуж… Простите, что так делово, грубо говорю, но… Отсюда мы уходим вместе. У меня есть друзья, устроимся. А родители пускай сидят одни и мечтают. О генеральской дочке, о княжне Таракановой! И пока они оба не придут просить у вас прощения, мы к ним не вернемся!

Степенно входят П р а с к о в ь я И в а н о в н а и П а в е л И в а н о в и ч. Прасковья Ивановна держит в руке бумажку.

П

р а с к о в ь я И в а н о в н а. Оленька! Я женщина старой продукции.

П а в е л И в а н о в и ч. Формации.

П р а с к о в ь я И в а н о в н а. Вот именно. Оленька! Простите, если что грубо сказала. Не пишите каждое лыко в строку. У меня плохой характер от преувеличенного давления. (Протягивает бумажку.) Вот справка от районного доктора. Я и хочу, хочу быть ласковой, но (встряхивает бумажку) против заключения врача идти не могу.

Оля и Николай изумлены.

П а в е л И в а н о в и ч. Ольга Васильевна! Не делайте скороспелых выводов: «что написано пером»… (Хитро подмигнул.) Ну что ж, Николашка, я тебя понимаю: сам был молод, сам много раз влюблялся…

Прасковья Ивановна бросает взгляд на мужа.

…вот — в Прасковью Ивановну. Что ж, если вы друг другу понравились в плане… здорового реализма, я не возражаю. «Сейте разумное, доброе, вечное!»

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Ранний светлый вечер. Двор. А н д р е й С т е п а н о в и ч и Н и к о л а й.

А н д р е й С т е п а н о в и ч. Ну, счастлив?

Н и к о л а й. Конечно, счастлив.

А н д р е й С т е п а н о в и ч. А родители твои?

Н и к о л а й. Как будто их подменили. Со вчерашнего дня так за Олей ухаживают!.. Ничего не понимаю!

Из дома выходят П о л я и В а л е н т и н.

В а л я. Николай, в чем дело? Зачем ты от нас-то скрывал?

Н и к о л а й. Что скрывал?

П о л я. Про Олю, про Олю!

Н и к о л а й. Кто же вам сказал?

В а л я. Все говорят.

Н и к о л а й. Черт!.. От кого ж они узнали? Ну да, верно. Она окончила десятилетку, приехала поступать в институт, провалилась, а домой возвращаться неловко, не хочется. Но откуда…

П о л я. Мы вовсе не об этом. Но если к нам такое отношение… Пойдемте, Валя.

В а л я (с обидой).

Не хочешь говорить, не надо, но имей в виду: весь дом прекрасно знает, что она журналистка.

Н и к о л а й. Кто журналистка?

П о л я. Пойдемте, Валя.

Н и к о л а й. Стойте. Вы с ума сошли? Или разыгрываете?

А н д р е й С т е п а н о в и ч. Коля, прости. Это я Олю журналисткой сделал.

Н и к о л а й. Как так? Зачем?

А н д р е й С т е п а н о в и ч. Давно хотелось людей с мертвой точки сдвинуть. И вдруг — случай. Нечаянный. Верно, теперь она для всех журналистка, а сама об этом не догадывается. И пускай.

В а л я. Кажется, начинаю понимать.

П о л я. А я — ни-че-го!

Н и к о л а й. Но позвольте, Андрей Степанович!

А н д р е й С т е п а н о в и ч. Пошли отсюда. Вам я все расскажу, но чтоб больше — ни одна душа.

Уходят в ворота. Из дома выходит М и ш а. Он одет тщательнее обыкновенного. В окне показывается О л я.

М и ш а. Ольга Васильевна, можно вас попросить на минутку?

О л я. Сейчас иду.

М и ш а. Дожидаюсь, как доктора по душевным болезням.

О л я сбегает во двор. Миша отводит ее подальше от окон.

Ольга Васильевна!

О л я. Зовите меня Олей.

М и ш а. Ну что вы… Ольга Васильевна, плохо со мной. Позвольте, я вам расскажу. Конечно, если у вас время есть.

О л я. Я слушаю. Пожалуйста.

М и ш а. Я не про тихую любовь говорю, когда вдвоем к реке идут или, там, молча стоят обнявшись… Я про другую. От которой люди чумеют. Вот когда мчишься на самой большой скорости… А там: витрина — витрина, старуха — старуха… Бенкц!.. Толпа, свистки и… не надо скорой помощи! С вами так не бывало?

О л я. Нет, со мной не бывало, и я… и я… не все поняла.

М и ш а. Конечно, если чумовой излагает — здоровому не сразу ясно. Сейчас. Кто я — вы знаете. А вокруг Ираиды Петровны солисты, работники прилавка со средствами… Меня за ними, как за горами, не видно. Нервная система у меня до того побилась — всю менять надо. Вчера еду по улице Горького, посмотрел направо: закат светится, Пушкин черный стоит… Заплакал. Ей-богу. Нет, нет и нет мне выхода! Брака быть не может: брак чересчур неравный.

О л я. Конечно, неравный.

М и ш а (уныло). Я понимаю.

О л я. Конечно, она вас не стоит.

Миша отшатнулся.

Совершенно не стоит. Вы и она… Правда, вы очень непосредственный, но не глупый, интересный…

М и ш а. Чего?

О л я. Я сказала: вы интересный. И душа есть и чувство, а она — кукленок.

М и ш а. Кто?

О л я. Кукленок. Ну, куклы такие, дешевые, линючие, какой-то трухой набитые.