Комендантский час
Шрифт:
Мише и Ткачевичу повезло. Доктор Петри приказал выдать им как своим ближайшим помощникам, аусвайсы для беспрепятственного прохода в порт, который теперь охранялся морской полицией, жандармерией и секретными агентами.
И несмотря на охрану, диверсии не прекращались. Кто рядом? Где эти люди?.. Не тот ли грузчик, который медленно тащит ящик по причалу, не тот ли пожилой сцепщик вагонов с «летучей мышью» в руке? Кажется, только протяни руку, и она обопрётся о твёрдое плечо. Но это чувство обманчиво. Куда ни глянешь — всюду кажущаяся
Миша и Ткачевич облазили все причалы, заглянули во все уголки порта в поисках блиндажа с пультом взрыва. Несмотря на то что все канавы были тщательно зарыты и во многих местах даже покрыты цементом, заметить, где спрятаны провода, оказалось нетрудным. Но вот куда они ведут? Где замыкаются?..
Только вечером, когда одному бродить по порту становилось крайне опасно, Миша вдруг заметил часового у землянки, вырытой в голове Карантинного мола. Пригляделся. Так и есть: полоса недавно взрыхлённой земли ведёт прямо туда.
Выслушав Мишу, Ткачевич долго рассматривал свой самодельный чертёж и наконец согласился. Да, именно в этом блиндаже установлен рубильник. Но и Ткачевич не потерял времени, раскрыв тайну зелёного крестика на карте: от распределительного щита выведен длинный провод в море и присоединён к рубильнику на поплавке. Если не удастся взорвать порт из блиндажа, с последнего отошедшего корабля сюда спустят сапёра.
К вечеру двадцать девятого марта подготовка порта к взрыву была полностью закончена.
В тот же вечер Лена собрала всю группу. Отсутствовала только Катя.
Вооружившись карандашом, Ткачевич подсчитал, сколько примерно тонн взрывчатки заложено в порту.
— Не меньше чем сто семьдесят — сто восемьдесят тысяч килограммов… Вы понимаете, что это значит?!
В комнате наступило молчание, словно все одновременно Услышали оглушительный взрыв. Они и раньше понимали, от порта ничего не останется, но не представляли, какая страшная катастрофа нависла над всей Одессой.
Ткачевич густо подчеркнул цифру карандашом.
— Если Петри удастся сразу взорвать всю систему, то к чёрту полетит не только весь порт. От сотрясения почвы будет разрушен прилегающий к порту район, все здания на Приморском бульваре и даже театр…
— Что можно сделать? — спросила Лена.
— Надо нарушить систему!
Лена, не отрываясь, смотрела на зловещую цифру. Она понимала, как неимоверно сложно осуществить то, что предлагал Ткачевич. Ведь она своими глазами видела закопанные бункера и траншеи.
— Как же это сделать? — спросила она.
Ткачевичу, однако, эта проблема не казалась безвыходной. В той истинно немецкой тщательности, с которой вся система была замаскирована, таились большие возможности. Крейнц зарыл провода, считая, что этим самым он сможет уберечь их от возможных диверсий. Нельзя отрицать, что в этом расчёте есть здравый смысл. Однако навряд ли можно заметить обрывы проводов, если,
Миша настоял на том, чтобы Лена больше на работу в порт не ходила. Петри приказал составить списки грузчиков, указав их домашние адреса, для того, чтобы насильно посадить их на корабли и вывезти из Одессы.
Но, как оказалось, Петри собирался эвакуировать далеко не всех.
Выбрав одну из свободных минут, Миша решил поглубже прощупать подлинные намерения своего начальника.
— Господин зондерфюрер, я изменил русским и помогал вам, — сказал он. — Теперь я хочу уехать в Германию…
Петри сокрушённо развёл руками.
— Ах, Миша, — участливо сказал он, — русские скоро будут здесь, а нам даже всех своих людей вывезти не удаётся. Мой вам совет: постарайтесь проникнуть в катакомбы, отсидитесь там, а когда придут русские, выйдете вместе со всеми.
— Значит, вы, господин зондерфюрер, мне отказываете?
— Что делать?! Я смог включить в список лишь одного Ткачевича.
Так! Очень ценные сведения. За свою судьбу, значит, Миша может не беспокоиться. А Ткачевич должен заранее обдумать, как ему поступить. Ведь списки тех, кого увезут принудительно, оказывается, уже подготовлены.
Выяснить, у кого эти списки находятся, не составило большого труда. Через несколько часов Ткачевич уже знал, что они хранятся у работника «Зеетранспортштелле» Вадима Михайловского. Миша осторожно поговорил с этим обычно замкнутым человеком и понял, что тот поможет с большим риском похитить и уничтожить списки, но сделает это в тот момент, когда у Петри уже не останется времени составить новые. Если это удастся, будет спасено несколько сот человек и сорвана погрузка.
Вечером первого апреля Надя радировала: город и порт в эвакуационной горячке. А в одиннадцать утра на другой день передала о том, что из города усиленно отходят все германские войска, что объявлена эвакуация населения в возрасте от 14 до 50 лет; что в Румынию ушёл пароход «Мадонна» водоизмещением в три с половиной тысячи тонн — на борту у него продовольствие и медикаменты; отплыли девять быстроходных десантных барж с тремя тысячами немецких солдат и двумя тысячами раненых.
Вечером четвёртого апреля напряжение эвакуации по всем признакам начало спадать. Натушар уехал, и неизвестно было, вернётся ли он назад.
Из окна здания управления Миша и Ткачевич долго смотрели на груды ящиков в порту, на пакгаузы и склады. Постепенно сгущался вечерний сумрак. Солнце склонялось к западу, и темнеющая синева моря, казалось, уходила в бесконечность.
— Миша, нельзя больше ждать! — нарушил Ткачевич затянувшееся молчание. — Давай сделаем всё сегодня ночью.
— Вы думаете, они взорвут порт ещё до своего отхода?