Комендантский час
Шрифт:
— Ну, что вы там топчетесь? — грубовато сказал он, довольно чисто произнося русские слова. — Вы откуда?
— Из Мариуполя, — ответила Лена, комкая в руках узелок. Офицер оглядел девушек критическим взглядом. Пёстрые, мятые платья, спутанные ветром волосы вызвали ироническую улыбку.
Он коротко расспросил их об обстоятельствах дела. Манолеску подтвердил, что действительно утром проверял у них документы и они были в полном порядке.
— Так! — сказал офицер. — Очень нехорошо!
— Вы дадите нам справку? — робко
— Я должен снять с вас допрос! — сказал он, недовольно взглянув на Манолеску, который, козырнув ему, бросил на девушек выразительный взгляд, как бы напоминая, что они теперь снова перед ним в долгу.
Когда Надя закончила свой рассказ, лейтенант на минуту отложил ручку, позвонил куда-то, долго по-румынски с кем-то объяснялся, а потом досадливым движением бросил трубку.
— Я пошлю вас в районную жандармерию, — сказал он, постучав пальцами по краю стола. — Вами будут заниматься там!
— А куда идти? — спросила Лена.
— В Кремидово. Там русский начальник жандармерии.
Начальником жандармерии Кремидова действительно оказался русский, по фамилии Левандовский.
Левандовский был не так уж глуп и понимал, что властью надо распоряжаться умело.
Заглядывая далеко вперёд, он хотел на всякий случай иметь «чистые руки»: кто знает, как всё повернётся — война ведь ещё не закончена.
— Ну, девчата, рассказывайте, что натворили, — благодушным тоном спросил он у Лены и Нади, когда девушки вошли к нему в кабинет. — Какие же вы, право, легкомысленные! В наше-то время потерять документы!..
Рассказывать во второй раз было уже легче. Слушал Левандовский задумчиво, морщил лоб, всем своим видом подчёркивая, что внимателен к каждому слову девушек.
— Ну так что ж вы хотите? — неожиданно прервал он Надю, которая повторяла всё то, что уже сказала Лена. — Новые документы? С этим, девчата, придётся пока подождать! Демьянчук! — вдруг крикнул он в приоткрытую дверь.
Тут же порог лениво переступил полицейский.
— Вот их, — Левандовский кивнул на девушек, — пока подержим. Есть у тебя работа?
— Есть, Николай Петрович! Патроны перебирать некому!
— Ну вот их и заставь!
У этого дня, казалось, не будет конца. Не наступит пора для отдыха, для покоя, для сна…
Когда Лена вслед за полицейским шла по коридору, она вдруг пошатнулась, силы оставили её.
Но, на счастье девушек, полицейский взглянул в окно, за которым уже сгущались сумерки.
— Ну ладно! — сказал он. — Сегодня отдыхайте, а завтра с утра — за работу.
Он подошёл к одной из запертых дверей, вставил в замок большой ключ, повернул его и отодвинул засов.
Едва дверь распахнулась, как из глубины просторной комнаты на них обрушился шум многих голосов.
Девушки невольно остановились на пороге. На полу и на сбитых из грубых досок нарах сидели цыганки в пёстрых платьях, между ними бегали оборванные дети.
Старая,
— Начальник! Начальник! Скажи Вонэ, что я здесь!..
— Ладно, скажу! Да входите же быстрей! — прикрикнул полицейский на девушек.
За их спинами грохнула дверь, стукнул засов.
Несколько минут Лена и Надя молча стояли посреди комнаты, держа в руках узелки, окружённые глазевшими на них детьми. Казалось, на нарах уже нет местечка, где бы они могли пристроиться.
— Идите сюда! — крикнула с верхних нар молодая цыганка, державшая на руках завёрнутого в дурно пахнущее тряпьё младенца.
Надя поморщилась. Она готова была бы простоять вот так всю ночь, лишь бы не ложиться на эти нары, где наверняка кишмя кишат насекомые. Но ноги уже не держали девушек. И через несколько минут, забившись в самый угол верхних нар и подложив под головы свои узелки, они заснули тяжёлым сном.
Утром их разбудил плач голодных детей. А в восемь утра, выпив по кружке ячменного кофе с куском хлеба, девушки уже стояли во дворе жандармерии, возле оружейного склада, перед вкопанным в землю, почерневшим от времени деревянным столом и тряпками перетирали винтовочные патроны, снимая с них ружейное масло.
Весь день прошёл в работе. В обед их покормили. Полицаи выловил из похлёбки несколько кусков вываренного мяса — всё богатство большого котла — и бросил в миски девушкам.
— Не дадим цыганам обжирать украинцев! — сказал он. — Рубайте, девчата! У вас ведь на неделю в складе работы хватит!
Из отдельных реплик, которыми перекидывались между собой полицаи, девушки поняли, что не позднее завтрашнего утра на станцию будут поданы платформы и цыган отправят в Одессу.
Ну хорошо, поработают Лена с Надей на этом складе ещё с наделю. А что потом? Всё равно их долго в жандармерии держать не смогут и отправят в Одессу. Так лучше пусть это будет быстрее! Ведь в Одессе случай может помочь им связаться с родственниками, с друзьями из подполья, адреса явок они прочно держат в памяти. Зачем прозябать в районной жандармерии, теряя время и надежды?
И две девушки ревут в полный голос, не обращая внимания на начальственные окрики и угрозы. Им всё равно, что с ними сделают!
— Отправьте нас в Одессу!.. — кричат они сквозь рыдания.
Сначала Левандовский хотел запереть наступавших на него девиц в карцер. Потом понял, что этим ничего не добьётся. Выйдя из карцера, они станут кричать ещё громче. У него, конечно, есть средство заставить их замолчать, но стоят ли они того, чтобы он тратил на них своё время и нервы.
— Идиотки! — крикнул он во всё горло, перекрывая их рёв. — Я хотел вам добра. А раз вы сами этого просите — убирайтесь вместе с цыганами в Одессу. Но знайте: вас там будут судить! Судить как нарушителей границы Транснистрии…