Комендантский час
Шрифт:
Топ-топ-топ.
Когда я поднял голову, мы встретились взглядами. Хотя как одна пара глаз может смотреться в десяток?
— Мя?
Оно еще и говорит?
— Мя-мя?
Из-за края стола торчала только голова с мордашкой, похожей сразу на обезьянью, кошачью и стрекозиную. С хохолками коротких волос по всей макушке. Маленькая, чуть больше моего кулака.
— Ты кто?
— Мя!
Я разве отключал медуз? Не припоминаю такого. Значит ли это, что диалект крохи, пялящейся на меня, не подлежит переводу?
Тем
— Мя?
Спрашивает разрешения, что ли?
— Бери. Я еще напеку.
Лапка цапнула оладушку из тех, что лежали на самом краю, потянула, скомкала и затолкала в рот, раскрывшийся где-то ближе ко лбу, чем к подбородку. Если я, конечно, правильно определил пропорции и точку отсчета.
— Вкусно?
На меня снова посмотрели, мигнули и скрылись из виду.
Ладно, по крайней мере, оно, кем бы ни было, разумно. Жесты точно понимает, если не слова. И в случае чего можно будет его просто-напросто отогна…
— Мя?
Из-за края стола торчали теперь уже целых три головы, причем одна — в масляных разводах.
Я перестал их считать сразу же, как они перестали помещаться вокруг стола и начали громоздиться друг на друга художественной пирамидой. Да, собственно, и некогда было заниматься такими глупостями, потому что тарелка пустела прежде, чем я успевал вылить на плиту свежую порцию теста.
Пауки-переростки были повсюду. Под ногами, обтирая голени. Под руками, толкая локти. Над головой, периодически свешиваясь и преданно заглядывая в глаза. А еще они голосили, причем на разные лады, потому что и сами оказались… Разными.
Одни — покрупнее, рыжей масти. Другие — пегие стройняшки, на мгновение замирающие всякий раз, когда перед ними ставят тарелку. Третьи, вороные — самые неугомонные, снующие по кухне взад и вперед вместе с оладьями и, кажется, играющие ими в…
— Не швыряться едой!
Стоп-кадр. Немая сцена. Вдох, выдох — и все по новой.
— Я кому сказал?
Фунт презрения.
— Ах так? Тогда брысь отсюда!
Ну да, как же, послушаются они. Хотя, если начать с заводилы… Только где ж его теперь найдешь, в этом муравейнике?
И не надо на меня с ногами забираться!
Тррринь-тинь-тинь.
Еще один стоп-кадр. Кромешная тишина, в которой раздаются шаги. Приближающиеся.
— Ай, горит-горит-горит!
И верно. Последняя партия оладушек испорчена. Негритята, годящиеся только на выкидыш.
— Где горит, многоуважаемый?
Вдвоем они смотрятся просто замечательно. Я, наверное, тоже представляю собой занимательное зрелище, потому что слесарь и кочегар, увидев меня, синхронно замирают, вливаясь в общую скульптурную группу.
Так мы и стоим, таращась
— Где взять?
Паук что-то верещит в ответ и нехотя протягивает свою добычу кочегару. Тот берет печеное тесто двумя пальцами, просматривает на свет, принюхивается.
— Ай, шайтан…
Рот у него гораздо большего размера, чем у многоногих коротышей, поэтому оладушек не просто исчезает, а проваливается внутрь, как в бездонную пропасть.
— Ай, шайтан!
— Смею предположить, многоуважаемый, что подобная реакция означает…
Коротыши, те, у кого в лапках еще оставались плоды моего кухонного труда, как по команде запихнули еду в себя и быстро-быстро задвигали челюстями.
— Товарищ Боллог, вас не затруднит дать некоторые разъяснения? И пожалуйста, на этот раз словами. Если можно.
— Как пожелает маэстро.
— Эти… — мохнатые затылки, шевелящиеся у меня под коленями. — Это… Они вообще кто?
— Твинчи.
— А что они здесь делают?
— Всё.
Потрясающе исчерпывающая информация. В фирменном стиле адъютанта.
— Товарищ Боллог…
— Обслуга. Чернорабочие. Гайки в ведре.
О, а вот и она, легка на помине!
— Вы, наверное, догадываетесь, что ваши слова мне ровным счетом ничего не…
В присутствии блондинки почему-то никто не хочет задерживаться: бочком к выходу отступают и Лёлик с Болеком, и пауки-переростки, да так ловко и быстро, что через полминуты в кухне не остается никого, кроме меня и моей надсмотрщицы.
— Не догадываюсь. Знаю.
Это называется «злой умысел». С которым я ни черта не могу поделать.
Она проходит, устраивается за столом, прямо напротив. Смотрит на плиту и невинно интересуется:
— В этом доме кормят всех?
Ну и что прикажете делать? Только вздохнуть и спросить:
— Оладушку?
62 часа 08 минут от перезагрузки системы
Любезная моя Катерина Матвеевна…
Тьфу.
Дорогой дневник!
Народная мудрость оказалась права. Как всегда. Чем дальше я углубляюсь в здешний лес, тем толще партизаны, которые попадаются на моем пути. То есть объективные обстоятельства.
Общение с адъютантом напоминает рыбалку в самом нудном ее воплощении, когда сначала на хлеб и все, что завалялось в карманах, выуживаешь разную мелочь, а потом насаживаешь уже ее на крючок в надежде поймать рыбку покрупнее. Одна только разница: с ихтиофауной такой метод чаще всего срабатывает, а в моем случае…
Нет, кое-какие результаты достигнуты.
Например, удалось узнать, что твинчи — побочная ветвь развития расы инчей. Правда, все стало не в пример понятнее? Вот и я о том же.