Комета Лоренца (сборник)

Хургин Александр Зиновьевич

Вначале Марьин телефон долго не отвечал, потом трубку сняли и сквозь музыку и шум вынырнул откуда-то мужской голос. Я сказал "здравствуйте, извините за поздний звонок" - и вдруг:

– Вы муж Марьи?

В трубке подумали и спросили:

– А у нее есть муж?

Я решил, что не туда попал и собрался нажать на рычаг, но услышал приближающийся Марьин говор.

– Дай, - сказала она кому-то и спросила в трубку: - Кто вам нужен?

– Это я, - сказал я.

– Ты дома?
– спросила Марья.

– Дома, - сказал

я.

– Тогда приходи. У меня день рождения.

– Я не знал. Ты никогда не говорила о своем дне рождения.

– Теперь говорю. Давай, я жду.

– Постой, - я вспомнил, что звонил не за этим.
– Ты о комете знаешь?

– Знаю. Давай, а то прилетит - не успеешь дойти.

– А кто у тебя там?
– спросил я на всякий случай.

– Да так, - сказала Марья.
– Люди.

Я положил трубку и аккуратно, чтоб не разбудить кошку, встал. Надел костюм, куртку, взял зонт. Потом помедлил и поднял спящую кошку. Она выразила все свое недовольство и посмотрела на меня вопросительно.

– Залезай, - сказал я и посадил ее за пазуху. Она свернулась под рубашкой и начала громко, как маленький трактор, мурлыкать.

Лифт стоял на этаже. Мы вошли и поехали вниз. Дождь прекратился, но чувствовалось, что возобновиться он может в любую минуту. Я шел по промокшей пустой улице к пятачку. Шел не спеша, широко расставляя ноги, чтобы не забрызгать брюки и туфли. В день рождения Марьи мне хотелось выглядеть прилично или, как минимум, опрятно. На пятачке, у тумбы с часами стояли двое. Они были в одних, мокрых насквозь костюмах и, судя по тому, что, поочередно плевали на часы - в высшей стадии опьянения. Я приблизился и уже почти прошел мимо, но меня окликнули:

– Э, можно вас? Простите.

Я повернулся к ним лицом и остановился.

– Понимаешь, - с трудом выговорил один, - мы соревнуемся. Я плюю на секундную стрелку, потому что она быстрее идет, а я трезвее, а он - на минутную. Будь другом, посуди - в чью пользу счет.

Я посмотрел на часы и сказал:

– Тут нет секундной стрелки.

– Как нет?
– удивился тот, что трезвее.

– Так нет, - сказал я и добавил: - И вообще часы эти давно стоят.

– Нет, ты серьезно?
– не поверил мне трезвый.

– Серьезно.

Видимо, такого поворота он не ожидал, видимо, это было для него уже сверх меры и он заплакал.

– Не плачь, - сказал его товарищ и качнулся.
– Чего плакать, когда ты победил и у нас "Довгань" остался? Все будет хорошо.

Они обнялись и пошли прочь, в неизвестном мне направлении.

Марьин дом стоял серый и темный. Светилось буквально несколько окон. И мне стало как-то неловко. Был я здесь один-единственный раз, а встречались мы с Марьей в другой квартире, похожей на продуктово-вещевой склад. Она говорила, что это и есть склад ее подруги-бизнесменши.

Поднялся пешком - лифта в этом подъезде не было. Его, по словам Марьи, украли еще до того, как дом сдали в эксплуатацию. И сначала долго обещали выбить в министерстве

дополнительный внеплановый лифт и установить его в имеющуюся шахту, а потом пришли иные времена, и все обещать перестали, говоря, что того министерства больше нет, есть другое с тем же названием, и они здесь люди новые и ничего об отсутствии лифта не знают, на основании того, что в документах он присутствует, работает и регулярно подвергается техническому обслуживанию и текущему ремонту.

На третьем этаже кошке стало интересно, что происходит снаружи, и она высвободила голову, просунув ее между пуговицами рубашки. Так мы и пришли, и Марья встретила нас словами "ты не один?".

– Не хотел оставлять ее сегодня, - объяснил я присутствие кошки меж лацканами моего пиджака.

– Ну и хорошо, - сказала Марья.
– Проходите.

Мы прошли. Я снял плащ и повесил зонтик на вешалку. Марья вынула у меня из-за пазухи кошку и тут же накормила ее отбивной. Кошка от неожиданности съела отбивную, забыв, что ест только кашу с кошачьими консервами.

Людей в квартире было немного, но человек десять было. Они, видимо, уже поели и выпили, и рассредоточились по пространству квартиры, чтобы отдохнуть от процесса еды и питья. Народ здесь подобрался не то чтобы странный, а не такой, каким я представлял себе Марьиных гостей. Внимания на меня никто не обратил. И это тоже показалось мне странным. Впрочем, и хорошо, что не обратили внимания. Зачем мне их внимание? Только лишние хлопоты лицу.

Поухаживав за кошкой, Марья усадила к столу меня. И тоже стала кормить и поить. Я выпил за ее день рождения. Она сказала спасибо, но со мной не выпила. "Перерыв есть перерыв", - объяснила Марья, добавив, что всему свое время.

– А кто из них твой муж?
– по-глупому не сдержался я.

– У меня нет мужа, - сказала Марья.
– То есть он есть, но в прошедшем времени.

– Так ты мне врала?
– затеял я совсем уж неуместный разговор.
– Зачем?

– Я тебе говорила все, что считала нужным, - сказала Марья.
– А что не считала - не говорила. Я доходчиво изъясняюсь?

– Не злись, - сказал я.
– Наверно, эта чертова комета на меня дурно действует.

– Чушь собачья, - сказала Марья.
– Как говорится, не бери в голову, бери в рот, - и она налила мне еще рюмку.

– Кажется, это говорится по другому поводу.

– Повод не главное, - сказала Марья.
– Главное - причина и ее следствия.

– Не скажи. Когда-то у нас работал человек по фамилии Повод. И стоило захотеть нам выпить, обязательно кто-нибудь задавал вопрос: "А повод есть?" Я снимал трубку, спрашивал "Повод, ты есть?", - и говорил остальным "повод есть, все нормально, можно начинать". То же самое проделывали еще человек двадцать. Или тридцать. Повод обижался, ругался, мол, задолбали своими шутками. В конце концов, он повесил на двери своего кабинета дощечку: "Я есть всегда. Повод".