Комиссар госбезопасности
Шрифт:
— А в двадцать шестую армию пошли другую опергруппу, там получше ситуация, — порекомендовал Бурмистенко и подал руку. — Удачи, земляк!
Кирпонос удивился:
— Он же северянин, какой вам земляк?
— Жил в Саратове, на моей родине, — с улыбкой пояснил Бурмистенко.
Легкая улыбка скользнула и по лицу командующего.
— Выходит, теперь и я ваш земляк, — заинтересовал он собеседников. — Семья-то моя эвакуировалась в Саратов.
— И я оттуда, — вырвалось у Ярунчикова. — Служил и летал над заволжской степью.
Что-то вспомнив, Михеев потянулся рукой к
— Перед отъездом говорил с Верой Георгиевной. Привет и поцелуи тебе… Сказала, в Энгельс едет. Там родственники какие-то у тебя?
— Знакомые хорошие. Мы же в этом доме на Транспортной улице года четыре жили, когда я инструктором в школе пилотов работал. Это перед академией…
— Я сейчас уеду, — перешел на деловой тон Михеев. — Давай с Грачевым обмозгуй насчет подбора кандидатур для глубокой разведки в тылу врага. Пусть он сегодня же отправится в Киев, отберет в горкоме комсомола надежных ребят, подготовим их для заброски под руководством опытного чекиста… Я бы Стышко на это дело поставил. И еще бы двоих оперработников ему в помощь. Рацию дадим, будет ежедневная информация. И пополнение можно будет послать, когда осядут.
Ярунчиков согласился и спросил:
— Грачеву для этой работы выделить сотрудника?
— Подключи Ништу… В Киеве пойду в ЦК партии, согласую насчет нашего участия в закладке партизанских баз. Это беру на себя. Опергруппой в двадцать шестой армии займись сам, старшим пошли Стышко. Со мной поедут Плесцов, Кононенко, и, пожалуй, еще Плетнева захвачу, с ним не пропадешь.
— С ним-то как раз в заварушку легче угодить, — заботливо предостерег Ярунчиков.
— Ну и что?.. — покосился на своего заместителя Анатолий Николаевич. — Я же говорю, с ним не пропадешь.
Легковая машина и крытый грузовик стремительно проскочили мост через Днепр и устремились к северо-западной окраине Киева. На улицах строились баррикады. Высокими ярусами громоздились мешки с песком. Оглядывая сооружения профессиональным взглядом инженера, Михеев остался доволен ими.
«Бороться за каждый дом…» — мелькнули неровные крупные буквы на заборе.
Сразу за городом увидели оборонительные сооружения. Неоглядной дугой строился противотанковый ров, различимый по пестрой людской веренице — мелькали белые рубашки, цветные косынки.
— И не бомбят… — удивился Михеев. — Других забот, наверное, хватает.
— Из пулеметов каждый день косит, — воспользовался возможностью показать свою осведомленность Кононенко. — Нам просто повезло.
Все вокруг было спокойно, жгло солнце, пылила из-под колес машин дорога. И вдруг людская вереница вдоль рва моментально растеклась по невидимым издали укрытиям. Встали и мигом опустели встречные машины, повозки.
— Воздух! — запоздало вырвалось у Кононенко; шофер уже свернул в жиденькую кукурузу, она трещала и ширкала под кузовом, и машина дергалась рывками, словно старалась посильнее примять толстые стебли.
Укрылись под деревьями. Сюда прибежали от грузовика — он остался возле дороги —
— Облюбовали, со стороны солнца заходят! — сказал Иван Михайлович, следя за двумя «мессершмиттами».
Вражеские самолеты пронеслись вдоль рва, сыпали и сыпали бомбы, которые рвались одна за другой, самую малость не успевая накрыть быстро скользящие по земле тени самолетов, и летчики как будто злились на это, яростно строчили из пулеметов.
Михеев с Плесцовым впервые видели бомбежку и глядели на происходящее с обостренным вниманием, успевая сразу схватывать и самолеты, и дрожащие пучки пулеметного огня, и падающие бомбы, и разрывы на высокой насыпи противотанкового рва.
Подали голос наши крупнокалиберные пулеметы. Михеев узнал их по гулкому стуку. Пулеметы находились в стороне, на востоке, и самолеты, разворачиваясь, набирали высоту, уходя на северо-запад.
— Маловато зенитного огня, — только и сказал Михеев, направляясь не к машине, а на дорогу.
Навстречу им поднялись из кювета женщины с лопатами. Усталые, запыленные, они внимательно и как будто с недоумением разглядывали молодого начальника с ромбами в петлицах. Крепко затянутый портупеей, Михеев выглядел молодцеватым строевым командиром. И тут к женщинам энергично подошел Плетнев.
— Римма?! Здравствуйте! — подал он руку смуглой, черноглазой красавице. — Каким ветром вы здесь? Не ожидал. Очень рад встрече. Очень, понимаете?
Молодую женщину растрогали эти слова, она не сразу нашлась с ответом, оглядела остальных, будто ища кого-то, наверное Василия Макаровича Стышко.
— После того… а как же, на окопы пошла. Тут на душе легче, — вскинула она лопату на плечо.
— И правильно сделали. А как муж, где он? — поинтересовался Дмитрий Дмитриевич, сразу почувствовав никчемность вопроса.
— Не знаю. Подо Львовом был…
Уже в машине Михеев поинтересовался:
— Что за приятная особа? Что-то ты шибко обрадовался.
— А вы все знаете о ней, Анатолий Николаевич. Это же Римма Савельева, с «Выдвиженцами» была связана…
— Да ну?.. — изумился Михеев, обернувшись к заднему стеклу кабины.
…До Коростеня было недалеко. Машина мчалась быстро, а Михеев все подгонял шофера. За Коростенем, на хуторе — временном командном пункте 5-й армии, оперативная группа снова угодила под бомбежку. Отсиделись в траншее. Начальник оперативного отдела штаба полковник Сгибнев познакомил Михеева с обстановкой. Для Анатолия Николаевича не было новостью, что враг потеснил наши части между Белкой и Турчинкой, а вот то, что стойко удерживают рубеж поредевшие пограничные полки, порадовало.
— Контратакуют фашисты, заметьте, усилили бомбежку, артподготовку, сейчас танки попрут. А слева и дальше позади — ни одного штыка…
— Генерал Горбань где? — спросил Михеев.
— Туда выехал, — кивнул в сторону передовой полковник. — Генерал Кирпонос приказал ему лично восстановить положение. А начальник штаба выехал в район Турчинки…
— Тогда принимайте меры вы, надо же немедленно что-то делать, — строго глянул Михеев на полковника, ожидая, что тот выскажет свои соображения.