Коммандос из демиургов

Казакова Екатерина

Страдальчески закатила глаза:

— Я тебя умоляю, можно подумать, вы не знали, что со мной и где шоркаюсь.

— Кхм-м… вообще-то нет, — раздался голос, а я повернулась и недоуменно уставилась на его виноватую рожу.

— Поясни, что значит не знали? — спросила пока еще спокойно.

— А то и значит, мы не чувствовали тебя в этом мире вообще. Спасибо Эдику, он сказал, что ты жива, но где находишься и что с тобой происходит, мы так и не смогли узнать.

Села на траву и начала дико ржать. Когда чуть успокоилась, смогла выдавить:

— Твою

дивизию, я-то думала, вы можете меня выдернуть в любой момент, вот и хамила, и рамсила, а оказывается, вы ни хрена не знали. — И снова закатилась. За эти годы я так привыкла к своему бессмертию и вечной защите драконов, что тупо забыла, как быть простым человеком. И даже покушение не смогло вернуть меня с небес на землю. Я хохотала, как безумная, и никак не могла остановиться. Буйная фантазия рисовала картины, как Скелетон пытается распилить меня на части, а я никак не сдохну. Приступ истерики оборвала хлесткая пощечина, отвешенная Тайкой. Смех застрял в горле, и я поковыляла, аки серая утица, вытирать лицо от льющихся градом слез.

Умывшись снежком, наконец разглядела, куда мы попали. А попали мы в гости к сказке. Я стояла на границе между летом и зимой. Позади меня были ледяная пустыня да сугробы, впереди — зеленеющий лес, над которым ярко светило солнышко. Слышался щебет птичек, а над изумрудной травкой с веселенькими цветулечками порхали бабочки.

«Вот умеют некоторые пристроиться», — скроила мерзкую рожу зависть, и я, как филин, угукнула в ответ, продолжая разглядывать пейзаж.

От созерцания красот оторвало ехидное:

— Может, ты соизволишь рассказать о своих приключениях, Лара Крофт ты наша, пока я тебе гычу не отгрыз? Заодно и отчитаешься, куда дела выданное тебе обмундирование, и не вздумай, убогая, симулировать амнезию или помешательство.

«А, помирать, так с музыкой», — махнула рукой бесшабашность.

«Ты мочи, я отсижу», — перекрестила находчивость.

Ну а я преодолела пять метров до леса и, усевшись на поваленное дерево, начала работать чтецом-декламатором для подтянувшейся компании начинающих бомжей. Во мне явно умер скальд или гусляр. Я картинно заламывала руки, патетически восклицала, брала театральные паузы, одним словом — пересказывала свой поход в гости, правда, с купюрами. Рядом были нецелованные девушки, а я вроде как дама с принципами, молодежь не развращаю, и это помимо моей скрытности.

— …И вот, выпала из портала перед вашим обалдевшими мордами. — Я закончила рассказ.

Повисла тишина, через минуту взорвавшаяся гневным:

— А я так и не понял, куда делись выданные под отчет валенки, тулуп и термобелье? — Кто о чем, а Сосискин о барахле.

— Да погоди ты со своими кальсонами, я не понял, как ты вернулась? — Это уже Дракон тупил.

— Ну… — подмигнула глазом, — я уронила вилку, Скелетон наклонился ее поднять, а я ему как дам по башке канделябром, он отключился.

— А портал ты как открыла? — отличилась умом Тайка.

— Связала, примотала к стулу и давай жестоко пытать, пока он мне переход не открыл, — скорчила рожу, бурно жестикулируя

в надежде на то, что майор догадается не задавать при детях неудобные вопросы.

В пылу пантомимы я не заметила, как стянула с головы шапку и скинула с плеч вновь обретенную шубу.

— Я убью его за то, что он с тобой сделал! — услышала гневный вопль Альфонса и тихо выматерилась под нос.

Девицы смотрели на меня с ужасом, Альфик изрыгал проклятия, остальные вьюноши ему вторили, ситуация нервировала. Когда парень подлетел ко мне и начал трясти, как грушу, требуя, чтобы я немедленно озвучила место прописки Наместника, пришлось рявкнуть:

— Остынь, он тут ни при чем.

Салаги требовали ответа, я же усиленно разглядывала свои руки, думая, чего бы соврать.

Заложил меня Сосискин, до сих пор, видимо, остро переживающий потерю овчинной дохи:

— На нее было совершенно покушение. Ранили отравленным кинжалом, она провалялась без памяти неделю, и мы не знали, придет она в себя или нет.

Молодняк потрясенно ахнул, а я погрозила предателю кулаком. В ответ он показал зубы и сердито пропыхтел:

— Будешь знать, как где попало заголяться и вещи без присмотра оставлять.

Душа рвалась кое-кому накрутить хвоста, а вместо этого под обличительными взглядами мне опять пришлось заниматься устным творчеством.

— Почему ты ничего не сказала нам? — обиженным тоном потребовал ответа Кабан, едва я закончила повествовать о своем недуге.

— Потому что вам и так досталось: работа на скотобойне, нападения колдунов, а тут я еще полутруп, — в кои-то веки во мне проснулась честность.

— Все равно, ты должна была нам сказать! — упрямо вздернув подбородок, встала в позу обиженной Бестия.

— Близких людей всегда стараешься оберегать от лишних волнений. — Фраза вырвалась сама по себе.

— А мы для тебя близкие? — с надеждой в голосе уточнила одна любопытная сорока по имени Крыс.

— А ты как сам думаешь? — усмехнулась в ответ.

— Нет, все-таки он ее любит, — как звон набата, раздался мечтательный вздох Цветочка.

— К-к-к-кто? — Я аж поперхнулась.

— Как кто? Наместник, — выдало наивное дитя, и я с хохотом упала с бревна.

Тайка опять подлетела, чтобы отвесить мне оплеуху, но я оказалась проворней. Вскочив на ноги, потрепала наивную девчушку по отросшему ирокезу и выдала ценное указание:

— Цветик ты мой аленький, заведи себе мужика, чтобы в их мужицкой психологии научиться разбираться. То, что ко мне испытывает Скелетон, называется интерес. Я его возбуждаю, как диковинная зверушка, и не более того, — это раз. Два — я задела его самолюбие, и он решил его потешить, затащив меня в кровать. Ни о какой любви речи быть просто не может. Думаю, поимев меня, их гнусность уволокла бы мое тело к себе в лабораторию и разобрало бы его на запчасти. Так что милая, пока я буду разрушать эльфам мозги и портить пищеварение, тебе дается партийное задание — выцепить там себе ухажера, может, тогда ты снимешь розовые очки и взглянешь на мир трезво.