Комментарии к жизни. Книга третья
Шрифт:
Единственный попугай взгромоздился на усохшую ветку близлежащего дерева. Он не чистил перья, а сидел очень спокойно, но взгляд его глаз был внимательным. Попугай был нежно-зеленого цвета, с блестящим красным клювом и длинным хвостом бледно-зеленого цвета. Вам хотелось прикоснуться к нему, почувствовать его цвет, но если бы вы пошевелились, он бы улетел. Хотя он совершенно замер, застывший зеленый огонек, вы могли чувствовать, что он был совсем живой, и, казалось, он придавал жизненность сухой ветке, на которой сидел. Он был удивительно красив, от этого захватывало дыхание, вы едва осмеливались отвести от него глаза, пока он, как вспышка, не улетел бы. Вы видели дюжины попугаев, перемещающихся в сумасшедшем полете, рассаживающиеся на проводах, разлетающиеся
Кто-то позвал из дома за садом, и сухая ветка мгновенно опустела.
Их было трое: одна женщина и двое мужчин, и все были весьма молоды, вероятно, немного за тридцать. Недавно искупавшись и одевшись, они пришли рано, и, очевидно, не относились к тем, у кого водились деньги. Их лица сияли осмыслением, а глаза их были ясны и просты, без того уклончивого взгляда, который возникает, когда много учишь. Женщина оказалась сестрой старшего из них, а другой мужчина был ее мужем. Мы уселись на циновке с красной каемкой по краям. Движение транспорта создавало ужасный шум, поэтому одно окно пришлось закрыть, а открыть другое с видом на уединенный сад, в котором стояло широко раскинувшееся дерево. Они были немного застенчивы, но вскоре заговорили свободно.
«Хотя наши семьи зажиточные, все трое из нас захотели вести очень простую жизнь, без претензий, — начал брат. — Мы живем около маленькой деревни, немного читаем и предаемся медитации. У нас нет желания быть богатыми, и мы имеем столько средств, только чтобы прожить. Я немного знаю санскрит, но смущаюсь цитировать Священные писания. Мой зять более прилежен чем я, но мы оба слишком молоды, чтобы быть многознающими. Само по себе знание имеет очень маленькое значение, оно полезно только в том, что может вести нас, удерживать на прямой дороге».
Сомневаюсь, что знание полезно. Не может ли оно быть помехой?
«Как может быть знание когда-либо помехой? — спросил он довольно тревожно. — Однозначно, знание всегда полезно».
Полезно каким образом?
«Полезно в обнаружении Бога, в ведении праведной жизни».
Так ли это? Инженер должен обладать знаниями, чтобы строить мост, проектировать машины и так далее. Знание необходимо для тех, кто обеспокоен порядком вещей. Физик должен иметь знания, это часть его образования, часть самого его существования, и без них он не может идти вперед. Но освобождает ли знание ум для того, чтобы обнаруживать? Хотя знания необходимы, чтобы использовать то, что уже было обнаружено, конечно, фактическое состояние открытия свободно от знания.
«Без знания я мог бы сойти с пути, который ведет к Богу».
Почему вы не должны сойти с пути? Разве путь так четко обозначен и цель столь определеная? И что вы подразумеваете под знаниями?
«Под знаниями я подразумеваю все, что испытано, прочитано и чему учили о Боге и о тех вещах, которые нужно делать, добродетели, которые нужно практиковать и так далее, чтобы найти Его. Я, конечно, не имею в виду технические знания».
Имеются ли такие сильные отличия между ими двумя? Инженера учили, как достичь определенных физических результатов с помощью применения знаний, которые человечество накапливало столетия, в то время, как вас учили, как достичь определенных
«Я не совсем уверен, что их нет, сэр, несмотря на то, что вы сказали, — ответил муж. — Без знания как может быть путь пройденным?»
Если цель статична, если она — мертвая вещь, без движения, тогда к ней может вести один или много путей. Но разве действительность, Бог, или как вы это ни назовете, это установленное место с постоянным адресом?
«Конечно, нет», — сказал нетерпеливо брат.
Тогда как может быть к этому путь? Естественно, к истине нет никакого пути.
«В таком случае, какова функция знаний?» — спросил муж.
Вы являетесь результатом того, чему вас учили, и на этих условностях основаны ваши переживания, а они, в свою очередь, усиливают или видоизменяют ваши условности. Вы похожи на граммофон, проигрывающий, возможно, различные пластинки, но все еще граммофон. И записи, которые вы играете, составлены из того, чему вы научились у других или из ваших собственных опытов. Это так, верно?
«Да, сэр, — ответил брат, — но неужели нет такой части меня, которую не учили?»
А что, есть? Конечно, то, что вы называете Атманом, душой, высшим «я» и так далее, находится все еще в пределах царства того, что вы читали или чему вы научились.
«Ваши утверждения настолько ясны и значащи, что убеждаешься, несмотря ни на что», — сказал брат.
Если вы просто убеждены, то не видите суть этого. Суть — это не вопрос убеждения или соглашения, вы можете соглашаться или не соглашаться в отношении мнений или умозаключений, но факт не нуждается ни в каком соглашении, это так. Если когда-нибудь вы лично убедитесь, что то, что было сказано, факт, то вы не просто убеждены: ваш ум подвергся фундаментальному преобразованию. Он больше не смотрит на факт через призму убеждения или веры, он подходит к истине или Богу без знания, без всякой граммофонной записи. Граммофонная запись — это «я», эго, тщеславный тот, кто знает, тот, кого учили, кто занимался добродетелью и кто находится в конфликте с фактом.
«Тогда зачем мы боремся, чтобы приобрести знание? — спросил муж. — Разве знание не существенная часть нашего существования?»
Когда есть понимание «я», тогда знание занимает его законное место. Но без этого понимания стремление к самопознанию создает чувство достижения, прихода к чему-нибудь, это столь же захватывающе и радостно, как успех в мире. Можно отказаться от предметов внешнего существования, но в борьбе за приобретение знания самого себя есть ощущение достижения, охотника, поймавшего добычу, что подобно удовлетворению от мирской выгоды. Нет никакого понимания «я», эго через запоминание знания того, что было или что есть. Запоминание искажает восприятие, и невозможно понять «я» в его ежедневных действиях, его быстрых и хитрых реакциях, когда ум отягощен знанием. Пока ум обременен знанием, и сам является результатом знаний, он никогда не сможет быть новым, неискаженным.
«Позвольте мне задать вопрос?» — потребовала леди, довольно нервно. Она спокойно слушала, не решаясь задавать вопросы из уважения к своему мужу. Но теперь, когда двое других замолчали, она заговорила.
«Я хотела бы спросить, если можно, почему это один человек обладает проницательностью, полным восприятием, в то время как другие видят только различные детали и не способны к восприятию целого. Почему все не могут иметь эту проницательность, эту способность видеть целое, которую вы, кажется, имеете? Почему это так, что один имеет это, а другой не имеет?»