Коммод. Шаг в бездну
Шрифт:
— Распять негодяев, как дерзких рабов!
— Ага, распять! Озлобить армию в преддверии похода?!
— Я не собираюсь воевать ни с квадами, ни маркоманами, ни с каким-либо другим варварским племенем. Я вышибу из них мирный договор и протолкну его на военном совете.
— Да, вышибем и протолкнем, но не сразу. Если не испортим дело поспешными и неоправданными поступками. Зачем совету знать о деталях этого договора? Зачем знать о золоте? Мы — верховная власть, нам и договариваться с варварами. И всякому, вплоть до самых высших начальников, кто попытается вмешаться в это дело, сразу по рукам. Не грубо, но чувствительно.
Коммод
— Это ты верно надумал. Умные поймут, а глупых, — тех, кто не умеет держать язык за зубами, — будем учить. Не поймут со слов, научим кровью. Но главное, убедим варварских князей в том, что играем честно. Что еще?
Клеандр замялся, потупил глаза.
— Говори, — подбодрил его император.
Спальник глупо, даже придурковато улыбнулся.
— Переннис…Что-то он из дворца не вылезает. Пусть проветрится.
— Он уже доказал свою преданность.
— В чем? В том, что вертится возле твоей милости?
— Он ведет переговоры с послами варваров. И неплохо ведет. Дело движется к завершению.
— К какому завершению? Невелика заслуга принудить подписать варваров мир при условии, что мы выводим свои войска с их территории, а они обещают более не переправляться через Данувий с оружием в руках. Кто же выигрывает? Я все ждал, когда же он напомнит вашей милости, что варварам следует купить наше расположение и покровительство. Мы должны назначить хорошую цену за мир. Если мы мечтаем вернуться в Рим, мы должны въехать туда с помпой, а на это нужны средства. Далее, нам надо заставить вояк прикусить языки, для этого тоже нужны средства. Переннис не может не понимать, что загвоздка с заключением мира связана исключительно с финансовым вопросом. Но он молчит. Почему он молчит?
Коммод некоторое время раздумывал, потом хмуро взглянул на спальника. Тот сразу осекся.
— Ты имеешь в виду, — спросил император, — что брать их из государственной казны нельзя, иначе горлопаны начнут кричать, что мы разоряем державу? Тем более из войсковой кассы?
Клеандр кивнул.
— Ты, преступник, прав только в том, что без денег нам действительно не выбраться из этих диких краев, — задумчиво произнес император. — Государственная казна пуста — папаша слишком размахнулся на войну — так что там каждый сестерций сосчитан и стоит мне взять несколько монет, как тут же опекуны поднимут страшный вой, — он помолчал… — А денежки нужны, очень нужны. Причем, принадлежащие только мне лично.
Спальник кивнул еще раз.
— В этом случае мы убьем сразу двух зайцев: докажем, что я способен, не вступая в войну, добиться успеха, а также получим средства для…
Он не договорил.
Наступила тишина, прервал ее Клеандр. Решился все-таки.
— Варваров словами не напугаешь, а Переннис то ли слишком хлипок, чтобы добиться от них выполнения этого секретного условия, то ли слишком умен. Исполнителен — да. Готов землю носом рыть — да. Но этого мало. Он почему-то отказывается брать на себя ответственность. Пока речь шла о пустяках — о выводе войск, об установление семимильной полосы, на которой варвары не вправе селиться, о выдаче угнанных римских граждан, он годился. Но если теперь разрешить ему продолжать переговоры, он сробеет, начнет каждый раз бегать к тебе за советом и разрешением. Именно этого послы и ждут. Они, как мне кажется, тоже прослышали о твоем страстном желании вернуться в столицу, вот и тянут время. Тигидий исчерпал свои
Коммод задумался, слез с постели, подошел к зарешеченному маленькому окну.
— Что на улице? — неожиданно спросил он.
— Дождь, господин. Унылое утро.
— Баня готова?
— Обязательно, величайший.
— Что там, эти нахлебники?
— Отдыхают. Ваш дядюшка Дидий дрыхнет, Саотер пытается управлять дворцом. Разгуливает по дому и отдает приказания. Я ему ни в чем не перечу. Песценний Нигер и Бебий Лонг тренируются в палестре. Ну и ловки, что один, что другой. Сражаются, любо — дорого поглядеть.
Император заинтересовался, приказал.
— Подготовь мое боевое облачение, я тоже загляну в зал.
— Будет сделано, господин.
После недолгих раздумий цезарь заявил.
— Что же касается Тигидия… Его пока нельзя отстранять от переговоров, он очень внушительно молчит. Так и ждешь, что он брякнет что-нибудь веское. Пусть вместе с Лонгом доводит дело до конца. Бебий должен выколотить из этой швали все, что у них есть, иначе ему несдобровать. Объяснишь легату, что к чему. Если у них не останется золота, они и воевать не смогут.
Коммод повернулся к спальнику, подозвал его пальцем, спросил.
— Почему Переннис тебе не по нраву, негодяй?
— Что, значит, по нраву или не по нраву. Я о тебе пекусь, о твоей безопасности.
— Или, вернее, дрожишь за свою паскудную жизнь?
— Конечно, господин. Куда я без тебя! Феодот рассказывал, что ждет таких, как я, при смене власти. Что касается Перенниса, он слишком легко отказался от того, чему верно служил при Марке. Выходит, не столько о службе он думает, сколько о себе. Значит, у него двойное дно. Такие люди опасны. Бебий другое дело. Я в нем уверен. Если, конечно, эта дикарка нос из дома не высунет и будет помалкивать. Кроме того, как ты, величайший, правильно заметил, он должен достойно сыграть свою роль в переговорах. Пусть потрудится на благо отчизны.
* * *
Дверь в гимнастический зал распахнулась, когда легат Бебий Лонг решительно атаковал Песценния. Император с грозным видом шагнул через порог, тотчас сердце у Бебия отчаянно забилось. Он усилил натиск и попытался выбить у противника оружие.
Не тут-то было.
Песценний двенадцать лет отслужил центурионом, не раз рисковал, был в шаге от смерти. Он участвовал в нескольких крупных сражениях, а уж мелких стычек на его веку не сосчитать. Мечом, пусть даже деревянным, владеть умел, держал оружие крепко. Зная ловкость и изобретательность Лонга, исключительно оборонялся, старался не допускать ошибок и надеялся на свою известную в войсках выносливость.
Лонг и сам понимал, что справиться с громадным и опытным Песценнием будет нелегко. И незачем. Они уже вполне разогрелись, так что можно было прекращать схватку, которую затеяли перед омовением в термах. Однако теперь, заметив императора, легат вмиг забыл о бане. Страшно было прекращать бой, еще страшнее подойти и приветствовать цезаря, зная, что тому стоит только мигнуть и дни его, легата Лонга, будут сочтены. Тем более нельзя было проиграть в этом тренировочном бою, и Бебий, за эти минуты определив, что Песценний слишком пассивен и не совсем внимателен, решил провести один из тех приемов, которым его обучил старый пьяница — декурион на Евфрате.