Коммуналка
Шрифт:
Этого сделать она не могла. Но утром, торопливо собираясь, изложила ему обстановку, напирая на необходимость соблюдать конспирацию от соседок и сидеть тихо. Павел заверил, что два куска хлеба с маслом и колбасой и чай – это то, чего он жаждал, и Ирочка убежала на занятия. Они не лезли ей в голову, поэтому она была абсолютно счастлива, когда три пары закончились, и ловко улизнула от старосты, намеренной провести после занятий собрание группы. Она все обдумала и по дороге домой купила не только обещанные баб Маше картошку и свеклу, но и длинную палку колбасы, пельменей и две буханки хлеба.
– Я
Ирочка глубоко вздохнула.
– Долго объяснять, давай сначала поужинаем…
Ужинали пельменями и колбасой. Павел забывал жевать, слушая, как Ирочка зачитывает ему найденные гуглом ответы на его вопросы. Кажется, в отличие от нее он понимал, и от этого понимания у него горели глаза и пересыхали губы… Но уже вечером, после полного опасностей похода в уборную, он сказал:
– Знаешь, Ирина, я думаю, мне нужно уходить… Не могу я все время проводить у тебя на диване. Я мужчина, хотя и пацифист. Да и неловко это – сидеть у тебя на шее.
– А как же ты? – испуганно спросил она, на полуслове обрывая чтение.
Он пожал плечами.
– Я сюда приехал к родне из Москвы, рассчитывал, что в провинции потише, теперь уеду обратно. Новой власти тоже нужны врачи, я так думаю.
– А что твои родные?
– Расстреляли… брата отца, а куда пропала семья, не знаю, в их доме теперь другие живут. Что мне тут делать? Не пропаду!
– Только ты не сегодня уходи, подожди немного, отдохни, поешь вдоволь, – засуетилась Ирочка. – И знаешь, давай на память сфотографируемся!
– Но завтра уж – край, – серьезно сказал он. – А как мы сфотографируемся? Это же надо идти в ателье, а мне без надобности показываться на улице не стоит…
– Не надо никуда идти! – ответила девушка. – Погоди… я свою мыльницу найду… Где тут таймер, чтоб его… Ага! Сиди вот так, я сейчас пристрою эту фиговину…
Чтобы взять нужный ракурс, фотоаппарат пришлось поставить на табуретку, а ту взгромоздить на стол.
– А теперь улыбайся, – велела Ирочка и села рядом с Павлом, как на старинных фотографиях у Анны Феодосьевны: спина прямая, на плечах шаль… впечатление портили только чересчур короткие волосы. – Улыбайся и не моргай!
Фотоаппарат исправно отснял несколько кадров, Ирочка просмотрела их, выбрала пару самых удачных и скинула на флешку.
– Завтра напечатаю и тебе отдам, – сказала она. – В институте. Своего принтера нет, дороговато выходит.
Павел только вздохнул: техника потрясла его до глубины души, а уж возможность переговариваться на расстоянии, видя лицо собеседника…
– До чего велик человеческий разум! – сказал он как-то. – Неужто это и есть светлое будущее, о котором говорят красные?
– Н-не уверена, – обтекаемо ответила Ира. – Но что-то светлое в этом есть точно.
Завтра она на лекции составила список покупок и после занятий методично обошла магазины. В итоге она выложила на стол несколько пачек чая и сахара, два килограмма соли, кусок сала, три пузырька йода, бинты, несколько пачек таблеток, колбасу, складной нож, десять пачек сигарет, муку, пять кусков мыла,
Павел при виде разложенного на столе богатства просто онемел. А потом Ирочка сунула ему в руку снимок, и он впился в него глазами.
– Поразительно, – пробормотал он, – потрясающе.
И бережно спрятал во внутренний карман.
Они пообедали вместе в последний раз. Наступило неловкое молчание. – Пошли, – сказала Ирочка почему-то шепотом. – Если мы отсюда выйдем пораньше, может, и там будет пораньше? Не ночь, а вечер?
Павел встал, выпрямился, одернул мундир, взял Ирочку за плечи и неумело поцеловал в щеку.
– Спасибо, – сказал он. – Я тебя не забуду.
– И я, – шепнула она, отводя глаза.
7 октября
Я туда сходила!!! Я даже не знаю, как это описать. Ну правда все другое, и я будто не я, а смотрю со стороны… Но я там была точно!
Никогда бы не поверила, что на такое способна: я трусиха, я знаю. Но если б я не пошла, они бы убили Павла.
Раньше я бы никогда не поверила, что такое бывает. Может, он меня разыграл? А мужики эти, с ружьями? А телега с трупом? Я такие видела в морге, это самый настоящий труп. Я не знаю, что теперь делать. Павел меня смущает. Он такой красивый и серьезный, даже говорит как-то очень не так. Благородно. Может, это судьба, что мы с ним встретились? Нет, так бывает только в кино. Он сказал, что хочет вернуться и пробраться к своим. Но его точно хотели убить, вдруг они караулят где-то там? Я же знаю, сколько времени прошло за дверью. Они и меня могли убить, боже мой, вот только сейчас до меня дошло. Аж зубы застучали. Никогда больше туда не пойду.
Я обвела шкаф меловой чертой. Понимаю, что глупо, но я не знаю, что делать. Мне страшно. Надеюсь, никто из соседей ко мне не заглянет, иначе не избежать расспросов.
– О боже! Идемте ко мне пить чай, будут птифуры и "Наполеон", тут неподалеку есть дивная кондитерская… Вы ведь любите сладкое?
– Еще как! – воскликнула Ира и быстро доела овсянку. – Вы только говорите, если надо помочь, мне нетрудно!
– Конечно, конечно…
За чаем со вкуснейшими пирожными Анна Феодосьевна снова предалась воспоминаниям и достала семейный альбом. Сытая и довольная Ирочка не без удовольствия внимала ее историям.
– Вот он, мой Павлуша, – журчала старушка, вынимая из альбома старую пожелтелую фотографию. – Тут он еще студент, снялся с какой-то медсестричкой, имени ее он мне не называл, говорил только, она ему жизнь спасла. Страшное время было, Ирочка, страшное! Как подумаешь…
Ира молча смотрела на ветхий снимок. С фотографии на нее смотрел старательно улыбающийся Павел. И она сама, взъерошенная, в неуклюже намотанной шали. Хорошо, лицо расплылось за давностью лет, на кафедре был очень старый принтер, не узнаешь, даже если захочешь…