Коммунальная квартира
Шрифт:
(говорит Джерри)
Как же больно! Черт бы подрал мой длинный язык и извращенскую душонку! Боже, почему ты не прибил меня раньше, чем я разинула свою болтливую пасть!
Я сидела и ревела, чувствуя себя так, словно душу вынули из тела, а вместо неё залили всю тоску Вселенной. Робин! Боже, какая же я дураааа!!!!!!
Мягкие ладошки обняли мои плечи, разворачивая к тощей иглоподобной фигурке. Но мне было сейчас пофиг, на чьей груди реветь. Я уткнулась в жилетку бледной сопли и завыла так, что Беллем и все призраки удавились бы от зависти. Маленькие руки гладили мои волосы и спину.
– Ну что ты, ну харе реветь! Ни один мужик, будь он даже самим папой римским, того не стоит…
Я ответила слабым воем, на сильный не оставалось сил. Но получилось довольно зловеще. Девчонка вздрогнула и снова погладила меня по спине.
– Ну успокойся, вернется твоя персональная швабра с зелеными глазками! Только не реви! И так физия как блин, а наплачешься, твой тебя вообще видеть не захочет!
– Иди в заааадницуууууу!!!!!! Уааааааааааа!!!!
– Я и так в ней, дорогуша…ну-ка вставай. Не то отморозишь себе всё хозяйство, дура! Давай, пересядь на диван!
Я позволила помочь себе встать и даже выпила пол-стакана коньяка Кизлярского коньячного завода, от чего глаза полезли на лоб, а из ушей пошел дым. Ненавижу коньяк! Бррррр!!!!
– Он ска-азал…(судорожный всхлип)…что я…что нам лучше расстаатьсяааа…уааааааааааа!!!
– Этот не вернетсяаааааааа!!!!!!
И всё в том же духе. На душе погяно, пискля тощая меня утешает, я вою. В конце концов сорвала голос и попросту уснула как убитая, наревевшись вдоволь.
Разбудила меня тощая наша.
– Эй, просыпайся! Уууу, распухла-то как! Ну страшна, мать! Неее, в таком виде тебя нельзя на венчанье допускать, пускай даже фальшивое. Ну-ка пошли!
– К-куда?
Мой! Я едва сдержалась от новой порции рева, но как-то удалось. Мой! Как же! Пока я втискивала свои немаленькие формы в единственное приличное платье, Джулия (так звали эту немочь бледную) приволокла целый чемодан косметики и принялась приводить в порядок мою проплаканную рожу. У девчонки оказался талант, и вскоре меня можно было без страха выпускать в народ.
– Офигеть! А ты ничего в общем-то! Джерри…кажется?
– Заррина, – кивнула я. –Но тут с легкой Робиновой лапки меня зовут Джерри. Так легче и мне и им.
– Сарацинка? У них это популярное имя.
– Не совсем…но примерно что-то в таком роде. А ты Джулия?
– Ага. Ну, пошли что ли?
При виде жениха, ослепительного в тяжелых доспехах и синем рыцарском плаще, я завистливо вздохнула. Вечно этой Эльке везет с мужиками! Вон какого отхватила! Везет же!
– Готовы?
Я ободряюще кивнула Эльке, которую била крупная дрожь.
====== 9.Часть от MademoiselleHiver. Венчание. ======
Откашлявшись, де Рено завел свою монотонную латинскую речь.
У Джулии уши свернулись в трубочку. То, что сейчас слышала англичанка, в совершенства владевшая языком древних боевых пидарасов, было поистине шедеврально. Такой пошлости она не слышала даже от Джерри. Однако, осознавая, что рожа кирпичом на свадьбе не к месту, несчастная полиглотка подавила восклик охренения и постаралась особо не прислушиваться. Эпик фэйл. Навыки, вбитые хер знает чем в ее, в общем-то, ленивую голову самим аббатом, упорно переводили невиданные фиоритуры, а текст, в котором Хэлсберг узнала нецензуренную «Энеиду», плыл перед взором подобно титрам огромными, желтыми буквами. Впрочем, она не могла не восхититься тем, что в поэме не употребленно ни одного слова, положенного асексуальными гинекологами на русскую речь, но то, что птичке предлагалось окунуть свой хоботок, твердый и крепкий, как меч латинянина, в чашу, сладчайшими соками полную, как-то наводило на фрейдистские мысли.
Чувствуя, что по спине пробежал батальон мурашек, а по шее, прикрытой синим стоящим воротничком, ползет капля пота, она постаралась зацепиться взглядом за кого-нибудь из присутствующих. Однако, все были спокойны как колонна танков, кроме косившей глазами в сторону Гуда Джерри. Но ей тоже не было дела до теряющей последнюю надежду Джулии.
Наконец, эпичный монолог завзятого извращенца и спермотоксикозника, коим, вне сомнений, был Вергилий, завершила жизнерадостным «кровать походная кровь воинов познала, познает же и женщин чужестранных!». Хэлсберг вздохнула с облегчением. Слава тебе, господи!
– Обменяйтесь кольцами.
Вспомнив, для чего, собственно, она тут маячит, англичанка подала аббату бархатную подушечку с двумя серебряными украшениями. Шериф засопел. На ювелирку Лерка вытребовала у него триста долларов.
– Отныне и до века вы теперь муж и жена, – на этих словах голос де Рено задрожал. Видимо, со злорадством подумала Джулия, он тут щас со смеху лопнет.
– Урра! – возопила Лерка.
– Желаю щастья, большого и откормленного, – растянула ярко накрашенный рот Джерри, все также кося в сторону меланхоличного Гуда.
– А теперь – пьянка! – гордо объявила Хэлсберг, вытаскивая из подарочной упаковки огроменную бутылку абсента. С нее заранее была содрана этикетка с обозначением градуса. – Пьем – не стесняемся, водой не разбавляем, сахар не сыпем!
Охреневшая часть женского коллектива во главе со «счастливой невестой» в ступоре пыталась разобраться, откуда у бледной тени такие бабки. Абсент явно был с выдержкой, если судить по ядовито-зеленому цвету. Впрочем, рыцарей, в жизни не видавших и не пробовавших крышесносного настоя, такой колор грин не испугал. Оба де Рено, пронюханные в этом деле, с ужасом посмотрели на непонятную помесь итальянского Медичи и нормальной бабы под именем Джулия. Она хитро подмигнула обоим.