Коммунистическая оппозиция в СССР (1923-1927) (Том 4)
Шрифт:
В этом именно смысле остается бесспорным, что из всех опасностей наиболее грозной является внутрипартийный режим. По поводу этих слов также проведена была необузданная и безыдейная кампания -- в печати и на собраниях. А между тем, они совершенно бесспорны. Если мне грозит враг, а у меня завязаны глаза или рука привязана к лопатке, то я скажу, что главная опасность - не враг, а связанность моих движений. Ложь, будто опасность войны, или даже война, исключают самодеятельность партии, обсуждающей и решающей все вопросы, направляющей и проверяющей все свои органы, снизу
Л. Троцкий 24 сентября 1927 г.
ПИСЬМО РАКОВСКОМУ
Дорогой друг!
Спешу сообщить тебе следующее. Третьего дня, на объединенном
заседании Преизидиума Исполкома и ИКК (Интернациональная Конт
рольная Комиссия), когда нас с Вуйовичем исключали из Исполкома,
всплыл в прениях вопрос о нашей международной политике, о француз
ских долгах и пр. Сталин сказал приблизительно следующее: "Пускай
оппозиция не говорит, что нам соглашение с Францией обходится или
может обойтись слишком дорого. В Париже сидит оппозиционер Раков
ский. Правда, он из всех оппозиционеров наиболее честно выполняет
директивы Политбюро. Но поскольку он проявляет инициативу, он
всегда предлагает дать больше, заплатить дороже и пр, так что Полит
бюро всегда вынуждено его одергивать. Так было все время. И это мож
но доказать по документам. В частности, так было в последний момент
в вопросе насчет 30 милл. франков. Раковский просто предлагал предо
ставить эти 30 милл. французскому правительству для раздачи держате
лям. Мы же согласились предоставить эти деньги лишь при условии
урегулирования вопроса о кредитах..." ,
Я с места возразил примерно следующее: "Раковский только выполняет директивы Политбюро. А если бы вы приняли в свое время советы Раковского, то соглашение с Францией обошлось бы нам гораздо дешевле. Это и Рыков признал в одной реплике". Сталин ответил пример
но: "Рыкова здесь нет и мы не знаем, что он сказал. Но остается фактом, что Раковский всегда предлагал давать больше и пр.".
Что Сталин нисколько не постеснялся излагать (т. е. извращать) переписку Политбюро с полпредом -- это в порядке вещей. На заседании было человек 60-70. Сегодня уже вся Москва знает, несомненно, а завтра узнает и вся Европа, что Раковский склонен к большим уступкам, чем Политбюро. Это есть прямое приглашение по адресу французской буржуазии: нажимай дальше. Дело на этом, конечно, не остановится. Вопрос о французских долгах обрушился как камень на голову партии. Об этом много говорят в рабочих кругах. Можно не сомневаться, что сталинцы понесут завтра во все ячейки выдержки из переписки меж-ду Политбюро и Раковским, будут, разумеется, лгать, извращать, т. е. изображать дело так, будто Политбюро
Нам, поэтому, всем кажется, что Раковский должен немедленно же реагировать на попытку Сталина трусливо спрятаться за спину Раковского. Как? В виде, например, письма в Политбюро с кратким, но категорическим изложением действительного хода вещей и с решительным протестом против сталинской инсинуации. Правда, данное выше изложение речи Сталина не дословно, так как под руками у меня нет стенограммы. Но смысл сталинских слов передан вполне точно. Я собирался Сталину тут же возразить примерно следующее:
а) Раковскому приходилось вести политику в той обстановке, кото
рую создавало Политбюро.
б) Наиболее благоприятный момент для соглашения, указывавший
ся Раковским, был упущен.
в) В условиях ухудшавшегося международного положения Полит
бюро требовало от Раковского соглашения с Францией во что бы то ни
стало; именно этой директивой руководствовался Раковский.
г) Если в том или другом случае Раковский шел несколько дальше,
чем Политбюро, то, во-первых, это вытекало из общей директивы, а во
вторых, каждый из нас знает, что по любому предложению, внесенному
в Политбюро, Сталин внесет изменения хотя бы на 5 долларов, чтобы
иметь возможность потом хвалиться, что он оградил интересы СССР.
Отцеживание комаров и проглатывание верблюдов есть основное содер
жание сталинской политики во всех областях, равно как и стремление
спрятаться за чужую спину от политической ответственности.
К сожалению, ничего этого мне сказать не удалось, так как второй раз я не получил слова.
В связи с этим нельзя не указать на то, что за последние годы большинство "ответственных" работников, внутри Союза и заграницей, по всем сколько-нибудь острым вопросам озабочены, прежде всего тем, чтобы не проявлять самим никакой инициативы, ибо все знают, что при малейшей надобности Сталин, с целью изобразить себя спасителем, скомпрометирует любого работника обвинением в том, что тот дал
слишком много, или, наоборот, дал недостаточно и потому упустил момент и пр. и пр. Это систематическое умерщвление Сталиным инициативы во всех областях советской работы, в том числе и дипломатической, обходится Советскому Союзу страшно дорого. Здесь, как и везде, Сталин все циничнее подменяет борьбу за интересы государства борьбой за самосохранение.
Во всяком случае, надо считаться с тем, что вопрос о линии Раковского в советско-французских переговорах будет в течение ближайших недель играть огромную роль во внутренней жизни партии. Раковский непременно должен был бы немедленно прислать краткое, но категорическое заявление в Политбюро, сообщив нам копию этого заявления. Затем, дополнительно Раковский мог бы прислать более подробные данные. Все это надо сделать как можно скорее.
Л. Троцкий 30 сентября 1927 г.
АНТИСЕМИТИЗМ