Коммунисты
Шрифт:
Под утро пришел комендант, доложил об исполнении приговора. Вместе с Чудиным были расстреляны соучастники его преступлений Свободина-Сидорова и Дрейцер.
Перед Дзержинским лежало дело «Национального центра». Сегодня ночью ВЧК приступит к ликвидации этой контрреволюционной организации, и Феликс Эдмундович еще раз изучает материалы; надо все заранее взвесить и предусмотреть, чтобы в ходе операции не дать врагу ускользнуть или уничтожить улики.
Вошел
— Феликс Эдмундович, в бюро пропусков Жилин Иван Яковлевич, просится к вам.
«Жилин. Что-то очень знакомое». И вдруг вспомнилось: Нолинск, «среды» в светелке у Николевой.
— Пусть пройдет!
Через несколько минут Дзержинский шел навстречу старому товарищу по первой своей ссылке. Обнялись, расцеловались. Феликс Эдмундович усадил Жилина у стола, сам сел напротив.
Как изменился Иван Яковлевич! Постарел, похудел, вид болезненный. Встретил бы на улице, вероятно, но узнал бы этого удалого гитариста и запевалу.
— Я к тебе за помощью, — взволнованно заговорил Жилин, — помнишь, с чего начинается письмо ЦК «Все на борьбу с Деникиным!»? Там написано: «Наступил один из самых критических, по всей вероятности, даже самый критический момент социалистической революции». Это Ильич написал, нам-то с тобой известно, что он автор этого письма.
Дзержинский вопросительно посмотрел на Жилина, силясь понять, какой помощи ждет от него Иван Яковлевич и при чем тут письмо ЦК.
— Так вот, — продолжал Жилин, — в этот критический момент меня не хотят взять в армию. Врачи, видите ли, признают негодным к военной службе! Это в то время, когда деникинцы топчут мою родную воронежскую землю!
— Но я же не доктор, — возразил Дзержинский. — Может быть, тебе и в самом деле нельзя на фронт.
— Чепуха! Работать могу, значит, и воевать тоже сумею не хуже других. Да я здесь скорее помру, а там, если и погибну, так с музыкой! — И Дзержинский увидел, как по-молодому озорно сверкнули глаза Жилина.
Феликсу Эдмундовичу было близко и понятно стремление старого подпольщика. Дела на Южном фронте были пока плохи, и партия напрягала все силы, чтобы остановить врага, рвущегося к Москве.
— Так ты, Иван Яковлевич, говоришь, что сам из Воронежа?
— А как же! Всю молодость там провел. И в партию там вступил, и в ссылку в девяносто восьмом оттуда пошел, — отвечал Жилин.
— Нам как раз нужен начальник особого отдела в восьмую армию, она действует на Воронежском направлении. Пойдешь?
— В восьмую армию с удовольствием. Но почему так сразу начальником? У меня же никакой подготовки к вашей работе нет.
— Ну это ты брось. Мы с тобой, Иван Яковлевич, одну школу проходили — тюрьмы и ссылки. Могу тебе по секрету признаться, подготовка неплохая. По своему опыту знаю.
— А кто же будет моим непосредственным начальником? — поинтересовался Жилин.
— Я, — ответил Дзержинский. — Вот только что перед твоим приходом фельдъегерь привез.
И Феликс
— После прорыва фронта 14-й армии и выхода в наши тылы казачьего корпуса генерала Мамонтова Центральный Комитет признал необходимым, чтобы я, как член ЦК и председатель ВЧК, возглавил и Особый отдел, — пояснил Дзержинский.
— Ну в таком случае согласен! — Жилин шутливо развел руками. Дзержинский снова заметил озорные искорки в его глазах и узнал прежнего, нолинского Жилина.
— Прекрасно! Сегодня же постараюсь провести твое назначение через Оргбюро.
— Последний вопрос, и я не буду больше отнимать твое драгоценное время, — сказал Иван Яковлевич, поглядывая на висевший за спиной у Дзержинского плакат: «Дорога каждая минута». — Когда ехать и у кого я могу получить инструктаж о своих задачах и организации работы?
— Задачи в общей форме определены в том же письме ЦК, с которого ты сам начал наш разговор. — Дзержинский взял лежавший на столе четвертый номер «Известий ЦК РКП (б)», нашел нужную страницу и прочел: — «Наше дело — ставить вопрос прямо. Что лучше? Выловить ли и посадить в тюрьму, иногда даже расстрелять сотни изменников из кадетов, беспартийных, меньшевиков, эсеров, «выступающих» (кто с оружием, кто с заговором, кто с агитацией против мобилизации, как печатники или железнодорожники из меньшевиков и т. п.) противСоветской власти, то есть за Деникина?Или довести дело до того, чтобы позволить Колчаку и Деникину перебить, перестрелять, перепороть до смерти десятки тысяч рабочих и крестьян? Выбор не труден.
Вопрос стоит так и только так».
Ну а подробный инструктаж получишь перед отъездом. Кстати, — продолжал Дзержинский, — Особый отдел ВЧК собирается сегодня ночью навестить одного кадета. Приходи сюда к десяти часам вечера, поедем вместе. Вот и получишь первый наглядный инструктаж.
В половине десятого Иван Яковлевич был уже в приемной председателя ВЧК. Решил, что лучше подождать, чем опоздать.
— Садитесь, товарищ Жилин, — приветливо встретил его секретарь. — Феликс Эдмундович на заседании коллегии Народного комиссариата внутренних дел, но к 10 часам обещал обязательно приехать.
Секретарь, видимо, был предупрежден Дзержинским о приходе Жилина.
— Достается вашему председателю, — говорил Жилин, устраиваясь на диване, — член Центрального Комитета и Оргбюро, член Президиума ВЦИК, народный комиссар внутренних дел, председатель ВЧК, а теперь еще и председатель Особого отдела. Как только успевает!
— Прибавьте еще: председатель Московской губернской чрезвычайной комиссии, участие в работе Совнаркома, Совета Обороны, ЦИК польских групп и в различных комиссиях. И, представьте, успевает, — улыбнулся секретарь.