Комната бабочек
Шрифт:
– И ведь это только одна комната, – проворчала она. – Есть еще двадцать пять других, и все они нуждаются в капитальном ремонте, не говоря уже о фактическом состоянии стен здания.
Будучи честной сама с собой, Поузи понимала, что все эти годы минимально заботилась о доме, отчасти из-за нехватки денег, но в основном потому, что все свое внимание посвящала любимому детищу – саду. И, как любой запущенный отпрыск, дом продолжал незаметно ветшать и разрушаться.
– Я живу здесь, сознавая, что мои дни сочтены. – Она вздохнула, признавшись себе, что начала относиться
Мысль о том, чтобы сдаться и переехать в какое-то более удобное и менее затратное жилье, ужасала ее, однако Поузи знала, что практически близка к такому решению. Она пока не высказывала идею продажи Адмирал-хауса ни Сэму, ни Нику, но, вероятно, ей следует поговорить об этом с Ником, раз он возвращается.
Раздеваясь, Поузи увидела в зеркале трюмо пристально смотрящее на нее отражение. Седина в волосах, морщинки вокруг глаз и плоть, потерявшая былую упругость, расстроили ее, и Поузи отвернулась. Легче не смотреть, поскольку внутренне она еще чувствовала себя молодой, полной сил женщиной, той самой Поузи, которая любила, обожала танцевать и веселиться.
– О боже, как же я соскучилась по сексу! – воскликнула она, роясь в ящике комода в поисках свежего нижнего белья.
Все эти жутко долгие тридцать четыре года ее не трогал ни один мужчина, их тела не соприкасались, никто не ласкал ее, не сливался с ней воедино в порыве страсти…
После смерти Джонни на ее пути порой попадались мужчины, проявлявшие к ней интерес, особенно в первые годы. Возможно, она отдавала все свое внимание мальчикам, а позже саду, но после пары «круглых дат», как сказали бы ее сыновья, Поузи так и не нашла в себе душевных сил для нового романа.
– А теперь уже слишком поздно, – сообщила она своему отражению, сидя за туалетным столиком и накладывая на лицо дешевый кольдкрем – единственная дань регулярному уходу за красотой.
– Не жадничай, Поузи. Большинству людей и одну-то любовь с трудом удается найти, а ты размечталась о второй.
Поднявшись с кресла, Поузи выбросила из головы как мрачные, так и сказочные мысли и сосредоточилась на позитивных размышлениях о возвращении сына из Австралии. Вернувшись на кухню, она вытащила торт из духовки, достала его из формы и оставила остывать. Выйдя из кухонной двери на задний двор, Поузи разблокировала свой старенький «вольво» и, выехав с подъездной аллеи, свернула направо, на дорогу, которая минут за десять езды приведет ее в Саутволд.
Она ехала к набережной и, несмотря на холодный сентябрьский ветер, открыла окно, чтобы вдохнуть соленый морской воздух, смешанный с запахами жареных пирожков и рыбы с картошкой во фритюре, которые продавались в киоске возле того мола, что серой лентой уходил в Северное море под туманными голубыми небесами. Вдоль набережной тянулись симпатичные белые дома ленточной застройки, витрины магазинчиков
Со времен ее детства город едва ли изменился, хотя, к сожалению, его старомодная своеобразная архитектура вдохновила орды состоятельных людей среднего класса приобрести здесь летние дома. Это привело к резкому повышению цен на недвижимость, и, хотя экономика городка только выиграла, несомненно, изменилась сама динамичность жизни некогда сплоченного местного сообщества. Стаи дачников слетались летом в Саутволд, делая парковки ночным кошмаром, и улетали в конце августа, подобно стае стервятников, закончивших пировать на падали.
Сейчас, в сентябре, городок выглядел опустевшим и безжизненным, словно эти орды высосали и увезли с собой все его соки. Припарковавшись на главной улице, Поузи заметила на модной лавке объявление о «завершении сезонной распродажи», а от книжного магазина убрали раскладные столики, где все лето лежали потрепанные пляжные романы.
Поузи быстро шла по улице, здороваясь со знакомыми. Чувство приобщения к аборигенам по меньшей мере доставляло ей удовольствие. Зайдя в газетную лавку, Поузи забрала свой ежедневный экземпляр «Дейли Телеграф».
Выходя из лавки, она зарылась носом в газету, просматривая заголовки, и случайно столкнулась с девочкой.
– Пардон, – извинилась Поузи и, опустив взгляд, увидела перед собой кареглазую девчушку.
– Все в порядке. – Девочка пожала плечами.
– Боже мой, – помедлив, воскликнула Поузи. – Простите, что я на вас так уставилась, но вы очень похожи на одну мою давнюю знакомую.
– Надо же. – Девочка неловко переминалась с ноги на ногу. И, когда Поузи посторонилась, пропуская ее в лавку, добавила: – Ладно, до свидания.
– До свидания. – Поузи развернулась и направилась вверх по улице к галерее. И тогда увидела, как ей навстречу быстро движется знакомая фигура.
– Эви? Неужели это правда ты?
Эви резко остановилась, ее бледное лицо смущенно покраснело.
– Да. Привет, Поузи, – тихо ответила она.
– Как ты поживаешь, милая? И что, скажи на милость, ты опять делаешь в Саутволде? Решила навестить старых друзей?
– Нет. – Эви разглядывала свои туфли. – Мы переехали сюда пару недель назад. Я… мы теперь опять живем здесь.
– Неужели?
– Именно.
– О, ясно.
Поузи заметила, что Эви упорно не поднимает на нее взгляд. Она стала гораздо тоньше, чем в юности, а ее прекрасные длинные темные волосы сменила короткая стрижка.
– По-моему, я только что видела твою дочь около газетного магазинчика. Я как раз подумала, что она очень похожа на тебя. Значит, вы втроем вернулись сюда навсегда?
– Вдвоем, навсегда, – ответила Эви. – А теперь, Поузи, прошу меня извинить, я ужасно спешу.
– Разумеется, и… теперь я подрабатываю в Галерее Мейсона, это через три дома от «Суана». Если захочешь перекусить, то знай, что я всегда буду рада видеть тебя. И твою дочку. Как ты назвала ее?