Комната с белыми стенами
Шрифт:
Журналистка и писательница Гейнор Манди (43 года), которая вместе с миссис Ярдли написала в 2007 году книгу «Только любовь», сказала так: «Все, кто были знакомы с Хелен, знали, что она невиновна. Это была добрая, душевная, отзывчивая женщина, не способная ни на какое зло».
Ключевую роль в кампании по освобождению миссис Ярдли сыграл телепродюсер и журналист Лори Натрасс. Вчера вечером он заявил: «У меня нет слов, способных выразить мою боль и гнев. Возможно, Хелен умерла вчера, однако жизнь у нее отобрали еще тринадцать лет назад, когда признали ее виновной в преступлениях, которых она не совершала, – в убийстве двух любимых сыновей. И, как будто ему было мало тех мучений, которые оно ей уже доставило,
Натрасс, креативный директор медийной компании «Бинари Стар», лауреат многочисленных наград за документальные ленты о судебных ошибках, сказал:
«В последние семь лет девяносто процентов моего времени я посвятил борьбе за освобождение таких женщин, как Хелен, пытаясь выяснить, почему роковые ошибки случаются так часто».
Мистер Натрасс познакомился с миссис Ярдли в 2002 году в Кембриджшире, когда приехал к ней в женскую тюрьму Геддам-Холл. Вместе они создали инициативную группу СНРО (Справедливость для невиновных родителей и опекунов), первоначально называвшуюся СНМ. Мистер Натрасс рассказывает: «Сначала мы назывались «Справедливость для невиновных матерей» (СНМ), однако вскоре стало ясно, что ошибочно обвиняли и осуждали также отцов и нянь. Мы с Хелен хотели помочь всем жертвам этой вопиющей несправедливости. Нужно было что-то делать. Ведь как можно мириться с тем, что всякий раз в случае необъяснимой смерти ребенка в ней обвиняют невинных людей? Хелен была полна энтузиазма, так же как и я. Еще будучи в тюрьме, она неустанно трудилась, стараясь помочь другим жертвам несправедливости, и продолжила делать это после того, как вышла на свободу. Сара Джаггард и Рей Хайнс, и многие другие женщины получили долгожданную свободу благодаря стараниям Хелен. Ее самоотверженность, ее преданность делу надолго останутся в памяти людей.
В июле 2005 года тридцатилетняя Сара Джаггард, парикмахер из Вулверхэмптона, была признана виновной в непредумышленном убийстве Беатрис Фернис, дочери ее подруги. Беатрис умерла в возрасте шести месяцев, будучи под присмотром миссис Джаггард. Мистер Натрасс сказал: «Оправдание Сары стало тем индикатором, которого я ждал, индикатором того, что к обществу возвращается разум. Люди больше не желали позволять карающему правосудию, полиции, юристам и коррумпированным врачам провоцировать их на охоту на ведьм».
Вчера миссис Джаггард сказала: «Я не могу поверить, что Хелен больше нет. Я никогда не забуду того, что она сделала для меня, как боролась за меня, как помогала. Даже в тюрьме, не зная, когда ее выпустят, да и выпустят ли вообще, она не жалела времени на то, чтобы писать письма в мою поддержку всем, кто был готов ее слушать. У меня болит сердце за Пола и его семью».
Сорокадвухлетняя Рейчел Хайнс, физиотерапевт из Ноттинг-Хилла, Лондон, была оправдана апелляционным судом, отбыв четыре года в тюрьме за убийство своих детей, сына и дочери. Джулиан Лэнс, адвокат миссис Хайнс, сказал: «Если б не Хелен Ярдли и СНРО, мы никогда бы не получили разрешения на подачу апелляции. Нам не хватало ключевой информации. Активисты СНРО нашли ее для нас. Смерть Хелен стала ударом для всех, кто ее знал, а также невосполнимой человеческой потерей». Получить комментарий миссис Хайнс не удалось.
Пятидесятичетырехлетняя доктор Джудит Даффи, педиатр-судмедэксперт из Илинга, Лондон, выступала в суде по делам миссис Ярдли, миссис Джаггард и миссис Хайнс в качестве свидетеля обвинения. В настоящее время Генеральный медицинский совет, чье заседание состоится в следующем месяце, расследует совершенные ею служебные преступления. Лори Натрасс сказал: «Джудит Даффи навлекла немыслимые страдания на десятки, если не сотни семей, и ее следует остановить. Я надеюсь, что ее имя будет удалено из списка британских патологоанатомов
Часть I
Глава 1
Среда, 7 октября 2009 года
Когда Лори звонит мне, я смотрю на цифры – цифры, которые ничего для меня не значат. Когда я вытащила из конверта карточку и увидела четыре ряда цифр, моя первая мысль была о судоку. В эту игру я никогда не играла и вряд ли когда-либо стану играть, так как терпеть не могу все, что связано с математикой. Тогда с какой стати кто-то прислал мне судоку? Ответ прост: ни с какой. Тогда что это значит?
– Флисс? – слышу я голос Лори. Он громко дышит прямо в трубку. Не дождавшись ответа, снова произносит мое имя. Я с трудом узнаю его голос, со мной как будто говорит чокнутый астматик, из чего я делаю вывод, что дело срочное. Ведь обычно он держит телефон слишком далеко и говорит, как робот на дальнем конце тоннеля.
– Привет, Лори.
Убрав странной открыткой волосы от лица, я оборачиваюсь и выглядываю в окно слева от меня.
Через запотевшее стекло, которое, как ни вытирай полотенцем, все равно запотевает, на другой стороне крошечного внутреннего дворика я отчетливо вижу его в окне. Лори, сгорбившись, сидит за столом. Глаз не видно, они скрыты растрепанной светлой челкой.
Очки соскользнули на кончик носа, галстук он снял, и теперь тот лежит перед ним, как газета. Зная, что мне ничего за это не грозит, я показываю ему язык и делаю пальцами еще более неприличный жест. За те два года, что я работаю с Лори, я ни разу не видела, чтобы он посмотрел в окно, даже когда я, стоя в его кабинете, указала на другую сторону двора, сказав при этом: «Вон там мой стол, на нем тюбик с кремом для рук, фотографии в рамках и горшок с цветком».
Нормальным людям нравятся подобные вещи, едва не добавила я, но вовремя сдержалась.
На столе у Лори ничего нет, кроме «Блэкберри» и его работы – вороха бумаг, папок, крошечных кассет для диктофона, а также мятых галстуков, которые украшают любую поверхность в его кабинете, подобно расплющенным разноцветным змеям. У него толстая шея, абсолютно нетерпимая к галстукам. Не понимаю, зачем ему вообще их надевать, если после прихода на работу они через считаные секунды слетают с него.
Рядом с рабочим столом у него стоит огромный глобус на круглой металлической подставке. Лори вращает его, когда над чем-то усиленно думает или же когда сердит или сильно возбужден. На стенах его кабинета, среди многочисленных свидетельств того, какой он умный, успешный и человечный, – сертификатов, фотографий, на которых он запечатлен во время вручения наград (на них он выглядит так, будто только что закончил школу для неповоротливых увальней, причем улыбка отличника намертво приклеена к его лицу), также висят плакаты с изображениями планет, как индивидуальные, так и групповые: отдельно Юпитер, Юпитер, снятый под другим углом рядом с Сатурном…
Имеется в его кабинете и трехмерная модель Солнечной системы – она стоит на одной из полок, – и с полдесятка зачитанных толстенных книг о космосе. Я как-то спросила у Тэмсин, известно ли ей, почему Лори так интересуется астрономией. Она усмехнулась и ответила:
– Наверное, ему одиноко в нашей галактике.
Я на память помню каждую мелочь в кабинете Лори. Он вечно вызывает меня к себе, задает вопросы, на которые у меня просто нет ответов. Иногда, к тому моменту, когда я появляюсь у него, он забывает, чего от меня хотел. В моем кабинете он был дважды, один раз случайно, потому что искал Тэмсин.