Комната спящих
Шрифт:
Когда я уходил, Мейтленд указал на большую картонную коробку и сказал, чтобы я взял ее с собой.
– Что это? – спросил я.
– Подарок… в некотором роде, – ответил Мейтленд.
Я заглянул в коробку и увидел листы с напечатанным текстом.
– Подумайте, какие изменения можно внести в первую главу. Счастливого Рождества, Джеймс.
Подарок от Джейн оказался более традиционным. Она протянула мне сверток с бантом и настояла, чтобы я открыл его при ней. Под оберточной бумагой обнаружился новый роман Агаты Кристи «Хикори Дикори Док».
– Чтобы не соскучился без меня.
Ответного
– Позвонишь мне на Рождество? – спросила она, откидывая волосы за спину и поднимая голову.
– Ну конечно, – ответил я.
– Мне идет?
– Очень, – произнес я, думая о том, как буду по ней скучать.
В канун Рождества персонал попытался придать больнице более праздничный вид. Окна обрамляли бумажные гирлянды, мистер Хартли поставил в вестибюле елку. Я как раз проходил мимо, когда он подметал иголки. На ветках висели старинные украшения – скорее всего, Викторианской эпохи. Миниатюрные куклы, жестяные звездочки, деревянные животные и фарфоровые безделушки. Я сказал что-то о старомодном очаровании, а Хартли ответил, что нашел их на чердаке башни, когда чинил крышу. Я посмотрел на одну из кукол. У нее было отрешенное выражение лица, от которого невольно становилось не по себе.
Разговаривая с Хартли, я обратил внимание, что выглядит он неважно. Завхоза знобило, на лбу выступил пот. Лицо было бледным, глаза слезились, взгляд казался слегка остекленевшим.
– Как вы себя чувствуете, Хартли? – спросил я.
– Нормально, только простудился немного, сэр, – ответил он.
– В таком случае вам лучше прилечь.
– Ни к чему, сэр, – грубовато отмахнулся Хартли. – Сейчас расхожусь.
К сожалению, Хартли переоценил свои силы. К вечеру ко мне обратилась за помощью миссис Хартли:
– Доктор Ричардсон, я понимаю, у вас много дел… Но может, зайдете к нам на минутку и посмотрите мистера Хартли? Ему хуже стало. Совсем расклеился.
Едва войдя в коттедж, я сразу почуял витающий в воздухе дух болезни. Хартли лежал в постели с высокой температурой. У него явно была не простуда, а тяжелый грипп. Я дал Хартли аспирина и посочувствовал:
– Вот неудача – заболеть в праздник!
Вернувшись в мужское отделение, я увидел, что сестра Дженкинс потирает пальцами виски и морщится.
– Что с вами? – спросил я.
– Голова болит, – ответила она.
– Может, примете аспирин? – предложил я.
Сестра Дженкинс указала на баночку с таблетками:
– Уже приняла.
Прошел час, и сестре Дженкинс стало значительно хуже. Она едва сидела и мучилась от тошноты.
– Послушайте, – сказал я. – Вы все равно не можете работать в таком состоянии. Нужно отлежаться.
– У нас же всего четыре сестры! Некогда болеть.
Проигнорировав ее возражения, я заглянул в график дежурств.
– Придется сестре Фрейзер дежурить две смены.
У троих пациентов в мужском отделении был болезненный вид. Оказалось, у них
К ночи пришлось отпустить с дежурства еще одну медсестру, а несколько пациенток начали жаловаться на боли. Я попытался дозвониться до Мейтленда, но он уже выехал в Норфолк, а когда набрал номер его друзей, трубку никто не взял. Потом позвонил в Саксмандем и попросил прислать кого-нибудь, но и у них половина персонала слегла от гриппа. И там, и в Ипсвиче каждые рабочие руки были на счету.
Мы с сестрой Дженкинс планировали устроить для пациентов небольшой праздник. Собирались перенести радиолу в вестибюль, поставить рождественские пластинки и позволить мужчинам и женщинам пообщаться друг с другом. Представлял, как будем играть в игры, петь праздничные гимны, есть сладкие пирожки. Но, войдя в комнату сна и увидев, как сестра Брюэр вытирает с пола собственную рвоту, я понял: с вечеринкой ничего не выйдет.
К четырем часам утра из медицинского персонала здоровым оставался один я. Всю ночь разрывался между мужским и женским отделениями и комнатой сна. Сам менял простыни, драил полы дезинфицирующим раствором. Отвратительный запах различных выделений впитался в волосы и одежду. Но с пациентками комнаты сна без посторонней помощи не управиться. Конечно, можно позвать миссис Хартли, но она не обладает соответствующей квалификацией, к тому же неудобно было просить ее о такой услуге. В результате решил – пусть пациентки остаются под действием наркоза все двадцать четыре часа. Можно рассчитывать, что к тому времени кто-то из медсестер если и не совсем поправится, то будет в состоянии мне помочь. Я поставил капельницы, чтобы в организм пациенток поступало достаточно жидкости, и натянул холщовые простыни для электрошоковой терапии, чтобы без присмотра никто не упал с кровати.
Подобное нарушение режима вызовет проблемы – запоры, геморрой и все в таком духе. Но по-другому никак, к тому же сейчас это может спасти им жизнь. Для пациенток комнаты сна болезнь может оказаться смертельной. А если все же заразятся, лучше их не кормить. В общем, все должно было обойтись при условии, если я сам не паду жертвой болезни.
Над покрытой инеем вересковой пустошью взошло солнце, и по скользкой тропинке я направился к общежитию для медсестер. Впустила меня едва переставляющая ноги сестра Дженкинс. Сохранять вертикальное положение она могла, только прислонившись к дверному косяку. Оказалось, всем до единой медсестрам за ночь стало только хуже. Вскоре сестра Дженкинс прервала мои сочувственные расспросы, приказав:
– Возвращайтесь в больницу. Если понадобитесь здесь – позвоню.
Стало ясно: разговор окончен. Только вернувшись в больницу, сообразил: никто даже не вспомнил, что сегодня Рождество.
В семь часов пришла миссис Хартли. Пухлые щеки разрумянились на морозе. Видимо, эта женщина была сильна как бык.
– С Рождеством, доктор Ричардсон, – бодро провозгласила миссис Хартли. Она не позволяла обстоятельствам себя сломить.
– Вас тоже с Рождеством, миссис Хартли. Как мистер Хартли?