Комната свиданий. Сборник рассказов
Шрифт:
– Так точно, милая барышня, – бодро ответил лысый. – Кого заказывали, того и получайте!
– Меня зовут Соня, я от Николая Андреевича, – сочла нужным пояснить Соня. – Он сказал, что вы должны ему какие-то документы передать…
– Да, да, всё верно, – ответил Пилипченко, – их сейчас принесут. Поговорите со мной немножко, Соня, расскажите, что там сейчас «в миру» делается, как жизнь свободная протекает, так сказать.
Соня смутилась. Она не рассчитывала, что придётся развлекать светской беседой какого-то незнакомого зэка. Кроме того, после предшествующей возни с кулёчками и мешочками она была неимоверно раздражена
Пилипченко как будто прочитал её мысли.
– Соня, вы только не нервничайте, место у нас тут, конечно, не особо приятное, но и не такое уж страшное. Те же люди, что и на воле, только, может, чуть менее везучие, – он усмехнулся. – Расскажите, что сейчас носят, что заказывают в ресторанах, что идет в кинотеатрах, о чем говорят на кухнях… Просто расскажите о каком-нибудь своём обычном дне – мне это безумно интересно. Ну, пожалуйста, я прошу Вас…
И Соня, вдруг как-то сразу успокоилась и начала рассказывать. Сначала неуверенно и сбивчиво, потом оживленней и подробней. Через десять минут разговора она уже весело смеялась, пересказывая сидящему напротив неё зэку забавную историю, случившуюся два дня назад в их офисе с разносчиком пиццы. Она так увлеклась беседой, что уже не замечала ни конвойных у двери, ни стекла между ними, ни треска в трубке, ни отдалённого дребезжания звонков в коридоре…
Василий слушал не перебивая.
Он смотрел на девушку, и она казалась ему глотком свежего воздуха, весточкой с воли, первым нежным подснежником среди подтаявшего грязного снега.
Разговор вычерчивался неровными штрихами, как график осциллографа. Они то смеялись, то переходили на пониженный доверительный тон, то высказывались на какие-то глобальные темы, то расспрашивали друг друга о любимых книгах и фильмах…
Соня смотрела на Василия со всё возрастающим удивлением: он был начитан, остроумен, делал интересные глубокие замечания «в тему», и даже пару раз восхитил её оригинальной точкой зрения на казалось бы банальные вещи.
– Вы такой необычный человек, Василий, – говорила Соня. – Я даже не ожидала, что с вами будет так интересно разговаривать…
– А чего ожидала? Увидеть головореза в ватнике, который через слово будет вставлять мат и по «фене ботать»? – отвечал Василий. – Эх, Сонечка, жизнь гораздо многогранней и удивительней, чем мы о ней думаем. Не суди опрометчиво…
Через час разговора они уже были «на ты», причем переход этот произошёл совершенно естественно и незаметно для обоих.
Ещё через час они уже перебивали друг друга, смеялись, шутили и говорили о каких-то совершенно немыслимых пустяках и глупостях.
Когда дежурный объявил, что время свиданий закончилось и заключенным нужно идти на проверку, Соня с удивлением обнаружила, что проговорила с «каким-то незнакомым зэком» почти три часа.
– Спасибо, Соня, что поговорила со мной, – сказал он, прощаясь. – Документы тебе дежурный на выходе отдаст, их принесли уже. Ты замечательная девушка, спасибо тебе ещё раз, я тебе желаю счастья, искренне. Николай Андреичу пламенный привет! И… знаешь ещё что… Может быть, приедешь ещё?
Женщины, подросток, дежурный, другие зэки – все уже были готовы покинуть комнатку свиданий и выжидающе смотрели на Соню: кто раздраженно и нетерпеливо, кто спокойно и равнодушно…
Соня вспомнила серую безжизненную дорогу, ведущую
И прежде чем положить трубку и в последний раз посмотреть Василию в глаза, сама до конца не понимая происходящего, она ответила ему «Я приеду, Василий»…
Дело было в Твери
В самом центре Твери есть улица Трехсвятская. Небольшая пешеходная улочка, усыпанная кафешками, лавочками и магазинчиками. Когда-то давно в двух шагах от этой улицы жила девушка, которую я не забуду никогда. Звали её Лиля. У неё были огромные синие глаза и волосы цвета жемчуга. Мы с Игорем так и звали её между собой: «Жемчужина».
Слоняясь вдоль пожилой хрущевки, мы направляли в её окна солнечных зайчиков, иногда устраивая ими битвы, как в «звездных войнах». Лилька выходила к финалу битвы, обычно в светлом платье, свежая, улыбчивая и пахнущая чем-то сладким. Втроем мы ходили в кино, покупали мороженое, гуляли по набережной и сидели на окрестных лавочках…
Игорь был из зажиточной московской семьи. Он учился в юридической академии, всегда был одет с иголочки, и в карманах у него шуршали денежки. Я был лимитой, учился в автомобильном, одет был на скорую руку, но денежки шуршали и у меня, поскольку я был нагл, сноровист и изобретателен. И всегда знал, где можно «перехватить копейку».
Мы были странной троицей. И довольно быстро примелькались в местных закусочных и кинотеатрах. Готов биться об заклад – местные бабушки-билетерши делали ставки, кого же в итоге выберет хорошенькая белокурая Лилька.
Собственно, мы с Игорем благодаря ей и познакомились.
Дело было студенческим летом 1991 года. Я вместе со своей группой ехал на летнюю практику в Усть-Каменогорск. Лиля была в нашем вагоне проводницей – и, собственно, тоже студенткой. Мы ехали в её вагоне двое суток, и подкатывать к Лиле пытались многие – девочка она была просто сказочно красивая.
В итоге, я настырно отшил всех претендентов и выпросил-таки у Лили адресок. Тут-то я и узнал, что белокурая проводница живет в Твери. Радость от обладания заветным адресом немного поблекла, когда девушка, лучезарно улыбнувшись, добавила:
– Знаешь, я уже дала свой адрес одному парню… Но так ведь даже интересней, правда?
Не могу сказать, что я был с этим согласен, но вариантов не было. Ситуация красноречиво иллюстрировала стервозную сторону Лилькиного характера – но наживку я уже заглотил…
С наступлением осени мы с Игорем столкнулись под Лилькиным окнами. Пару раз били друг другу морды, потом все-таки заключили «худой мир» и на пару слонялись под окнами кирпичной двухэтажки.
За тот год, пока мы катались из Москвы в Тверь и обратно, я успел полюбить этот славный город. Лихой и разгульный, и в то же время какой-то уютный и «свойский».
Однако история, начавшаяся как милый водевиль, закончилась трагедией.
Как-то я получил хороший «навар» от продажи вареных джинсов и решил прокутить свои барыши с любимой девушкой – ну и ее вторым ухажером, куда же без него. Договорившись однажды «не ухаживать за Лилькой поодиночке», мы строго следовали своей полудетской клятве. Такой у нас был кодекс чести.