Комната в отеле «Летящий дракон»
Шрифт:
— Налейте же себе вина, прошу вас, — напомнил я.
— Вот именно, господа, наполните бокалы, дабы встретить несчастие без страха, — сказал Уистлуик, подливая в собственную рюмку.
— Деньги его словно в воду канули, никто о них никогда больше не слышал, — продолжал Карманьяк. — А вот что известно о нем самом. На другой день после означенной финансовой операции его охватила страсть к сочинительству; он призвал к себе хозяина гостиницы и объявил, что давно уж задумал эпическую поэму и намерен приступить к ней нынче ночью и чтоб его ни под каким предлогом не беспокоили до девяти утра. На маленьком столике подле него стоял холодный ужин, конторка была раскрыта, и на
За этим столом его нашел garcon, появившийся с чашкою кофе в девять вечера; как сообщил он впоследствии, в означенный час жилец строчил так скоро, что бумага — как он выразился — дымилась под пером. Но когда человек вернулся спустя полчаса, дверь была заперта, и сочинитель крикнул изнутри, чтобы его не беспокоили.
Человек ушел; наутро, в девять часов, он постучался в дверь и, не получив ответа, заглянул в замочную скважину. Свечи еще горели; ставни оставались запертыми, по-видимому, с вечера. Он снова попробовал стучать, потом еще раз, погромче, — нет ответа. Тогда он доложил владельцу гостиницы о затянувшемся тревожном молчании; тот, убедившись, что постоялец не оставил ключа в двери, подобрал другой ключ и вскрыл комнату. Свечи почти догорели, но и последнего неверного их трепетания было довольно, чтобы понять: жильца в комнате нет! Постель была нетронута, ставни заперты изнутри. Можно, конечно, предположить, что он вышел из комнаты, запер за собою дверь, ключ положил в карман и покинул гостиницу. Здесь однако возникает другая сложность. «Летящий дракон» на ночь закрывался, все входные двери запирались в двенадцать часов, и после этого никто уже не мог выйти из дома, разве что раздобыв ключ либо сговорившись с кем-то из прислуги.
Но так уж получилось, что вскоре после того, как двери были заперты, в половине первого один из слуг, которого не известили, что постоялец просил не беспокоить, заметил в замочной скважине свет и постучался спросить, не нужно ли чего. Сочинитель при этом не выказал никакой благодарности и отклонил любые услуги, вновь потребовав, чтобы его не беспокоили до утра. Благодаря этому эпизоду, стало доподлинно известно, что жилец находился в доме уже после того, как двери были заперты на все замки и засовы. Хозяин гостиницы держал ключи у себя и божился, что утром они висели на своем обычном месте, у него над изголовьем, и никто не мог бы ими воспользоваться, не разбудивши его. Вот и все, что нам удалось узнать. Граф де Сент Алир, которому принадлежит дом, был очень огорчен и оказывал расследованию всяческую поддержку.
— И что же, о поэте-летописце с тех пор ничего не слышали? — спросил я.
— Решительно ничего; больше он не появлялся. Думаю, его нет в живых; если же он не умер, то, как видно, постарался исчезнуть — поспешно и со всею возможною таинственностью, — попав в какое-то чертовски неприятное положение. Но об этом можно только гадать. Единственное, что мы знаем наверное: он занимал вашу, месье, комнату и затем исчез. Бог весть как, и больше о нем не было ни слуху, ни духу.
— Надо же, — сказал я, — вы поведали нам уже о трех случаях, и все три произошли в одной и той же комнате.
— Да, и все три одинаково непонятны. Дело в том, что, убив свою жертву, преступник тут же сталкивается с нелегкой задачей: как спрятать труп. Трудно поверить, чтобы три человека, один за другим, умерщвлены были в одной и той же комнате, причем тела их так удачно припрятаны, что и следа не осталось.
От этого мы перешли к другим вопросам, и месье Карманьяк с
К счастью, у гостей моих оказались дела в Париже, так что около десяти они отбыли.
Я поднялся в комнату и выглянул в окно. Луна пробивалась через облака, и в ее рассеянном свете причудливы и печальны стояли деревья графского парка.
Моими мыслями снова исподволь завладели странные истории, рассказанные Карманьяком об этой комнате; они наложили мрачноватый отпечаток даже на забавные полицейские байки, поведанные вслед за ними. Почти неприязненно оглядел я зловеще темную комнату. Я взял пистолеты, имея смутное предчувствие, что они и впрямь могут нынче понадобиться. Не поймите меня превратно, все эти ощущения ни в коей мере не охладили моей страсти: она еще больше разгорелась, и таинственное приключение целиком завладело мною. Присутствие же неясной опасности лишь добавляло остроты моей тайной вылазке.
Несколько времени я побродил по комнате. Я выяснил уже точное местоположение церковного кладбища: до него было не больше мили, и я не хотел явиться раньше времени.
Из гостиницы я выбрался незаметно, повернул от двери налево и, как бы прогуливаясь, направился по дороге; затем еще раз свернул налево и оказался на узкой проселочной дороге, что под навесом ветвей огибала графский парк кругом и проходила мимо старинного кладбища. Деревья подступали к кладбищу вплотную; занимало оно немногим более полуакра слева от дороги, вклиниваясь, таким образом, между нею и парком Шато де ла Карк.
Взойдя по ступеням в этот неприветливый уголок, который пользовался в округе самою дурною славою, я остановился и прислушался. Было тихо. Луна скрылась за облаком, и глаз с трудом различал лишь очертания ближайших предметов, да порой из черной пелены выплывали белые пятна могильных плит.
На фоне темно-серого неба среди прочих неясных форм выделялись то ли кусты, то ли деревья высотою с наш можжевельник, футов шесть, по форме схожие с тополем, только меньше, и с темною, как у тиса, листвою. Не знаю, как называется это растение, но мне часто приходилось видеть его в местах скорби.
Зная, что пришел раньше срока, я решил немного подождать и присел на какое-то надгробие; я понимал, что ступив на земли парка прежде одиннадцати, я могу случайно подвести графиню. Томясь ожиданием, я равнодушно вперил взор в первый попавшийся предмет; им оказалось смутно темневшее шагах в шести кладбищенское дерево, тот самый полутис-полутополь.
Луна понемногу выбиралась из-под облака, так долго скрывавшего ее блистающий лик; становилось все светлее, и дерево, за которое зацепился скучающий взор мой, мало-помалу обретало новые приметы. То было уже не дерево, а неподвижно стоявший человек. И чем ярче светила луна, тем яснее вырисовывался его облик, покуда наконец не определился совершенно: то был полковник Гаярд.
По счастию, он не глядел в мою сторону и стоял ко мне боком.
Виден был лишь его профиль; но седые усы, но свирепый лик, но костлявая долговязая фигура не оставляли никаких сомнений — это был он. Полковник настороженно вглядывался в темноту перед собою, очевидно, ожидая оттуда какого-то человека или сигнала.
Я нисколько не сомневался, что стоит ему случайно меня заметить, как тотчас же возобновится поединок, начатый в «Прекрасной звезде». Право, могла ли злодейка-судьба послать мне в такую минуту свидетеля более опасного? Как возликует он, увидев возможность одним ударом наказать меня и погубить графиню, которую он явно ненавидит!