Комната влюбленных
Шрифт:
Он вдруг решил пойти в радиоцентр сразу, как только закончит работу, но Момоко там уже не было. Обидно, конечно, но Волчку никогда не удавались неожиданные визиты. Он всегда являлся в неудачный момент — слишком рано или вообще совсем не в тот день. Какая жалость, подумал Волчок и побрел прочь. А хорошо было бы встретить ее там. Он представил, как Момоко откладывает работу и радостно приветствует сто. Она при всех показала бы свою нежность. Так легко и естественно, будто они уже давно женаты.
Дул пронизывающий ветер, и Волчок поднял воротник пальто. Ничего страшного, идея хорошая. В следующий
К его удивлению, в комнате не горел свет и Момоко там не было. «Странное дело», — произнес Волчок куда-то в пространство. Потом снял ботинки, зажег ламу и уселся на футон. Так и сидел в полумраке и коротал время, играя связкой ключей или разглядывая тени на противоположной стене. Ничто не нарушало тишину, только изредка скрежетал проезжающий мимо трамвай.
Наконец в замочной скважине повернулся ключ, в комнату влетела Момоко, поспешно скинула туфли и бросилась к Волчку:
— Извини, давно ждешь?
Лицо и руки у нее совсем озябли, а глаза блестели, как от вина.
— Дай я тебя согрею. — Волчок взял ее ладони в свои и стал греть их своим дыханием.
— Давно ты тут сидишь?
— Не очень. — Теперь он согревал губами один из окоченевших пальчиков. — А ты где была?
— На работе засиделась.
Волчок посмотрел на Момоко, не в силах проронить ни слова, и только твердил про себя, как заклинание: «Пожалуйста, пожалуйста, не надо, не надо этого снова». А кто-то другой уже говорил за него нарочито мягким голосом:
— Неправда, тебя там не было. Я ходил тебя встречать. Хотел сделать сюрприз. А ты уже ушла.
Момоко выдержала его взгляд. Но про себя она впервые в жизни проклинала и самого Йоши, и неподъемное бремя всей этой потерянной, но никак не отпускающей их старой жизни. Она с самого начала знала, что соврала очень глупо, можно было придумать что-нибудь получше. Но она вообще ничего заранее не придумывала, вот и выпалила первое, что пришло на ум. К тому же Момоко не умела врать. Она никогда раньше не врала. А теперь вот обманывала Волчка и, глядя ему в глаза, выдумывала очередную ложь. Рассказать бы ему всю правду, но это значит — нарушить данное Йоши слово. А еще она знала, что никогда не простит себе, если Йоши попадет в беду но ее вине.
— Я потом вернулась. Ушла уж было, а потом вернулась.
— Почему? — спросил Волчок, не отрывая губ от пальцев Момоко.
— Надо было одну речь перевести, чтобы завтра была готова. Вот я и подумала: лучше уж сегодня доделать, чем завтра гнать. Наверное, мы просто разминулись.
— Какая незадача, — заметил Волчок безжизненным голосом.
— Я быстро вернулась.
— А я быстро ушел.
— Какая незадача, — улыбнулась она.
Вот как все, оказывается, просто. Она потом вернулась. Волчку вдруг захотелось обнять Момоко. Это такое счастье — в одно мгновение вновь обрести пошатнувшуюся веру в дорогого человека. Почти оказался во власти былого кошмара, а теперь все прошло без следа. «Прошло», — мысленно щелкнул пальцами Волчок. У Момоко все так же блестели глаза, и все, что она говорила, было в высшей степени логично и убедительно.
И только на обратном пути, за рулем промерзшего джипа, Волчок почувствовал, как в его сердце снова встрепенулся проснувшийся демон. Каких же из нас делают дураков. Какую ложь приходится нам глотать в притворном
Джип остановился у контрольно-пропускного пункта. Волчок тупо и безучастно глядел на проверявшего документы офицера, а сам все твердил про себя свое монотонное заклинание: «Пожалуйста, ну, пожалуйста, не надо все сначала». Но было уже поздно.
В казарме он сел на койку и обхватил голову руками, не зная, во что ему теперь верить, а потом еще долго лежал без сна. Как в калейдоскопе, сменяли друг друга картины очевидного притворства, бесспорные доказательства того, что все это время она не переставала с ним лукавить. Теперь Волчок горько усмехался своему глупому счастью.
На следующий вечер Волчок и Момоко решили сходить в пресс-клуб, где ни разу не были с самого начала своего знакомства. Пробираясь к незанятому столику, Волчок мысленно перенесся в вечер их первого свидания. Тогда все было иначе. Тогда они понимали друг друга с полуслова, болтали в радостном возбуждении, будто опьяненные предвкушением какого-то чудесного путешествия! Теперь одна мысль об этих временах наполняла его печалью, как воспоминания об утраченной возлюбленной. По крайней мере так представлял себе ностальгию по ушедшей любви никогда не любивший прежде Волчок.
В клубе царило оживление, любительский оркестр играл в быстром темпе. Часть публики отплясывала на импровизированном танцполе между раздвинутых столиков. Казалось, они пытались выплеснуть все нервное напряжение военных лет. Мужчины у барной стойки стояли развалясь и разглядывали танцующих женщин.
Волчку никогда не правилась танцевальная музыка. Он полагал, что ее слушают только сомнительные типы. Вот и сейчас даже беглый взгляд на собравшуюся у барной стойки хищную компанию подтверждал это его предубеждение. Наверное, есть такие люди, для которых нет ничего естественнее, чем двигаться под такую музыку, но Волчок был явно не из их числа. Он был цивилизованный человек и не желал нелепо дергаться под этот новомодный грохот. А Момоко, как назло, до смерти хотелось потанцевать, и она таки уломала его встать из-за столика под первую же медленную мелодию.
Волчку казалось, будто на них смотрит весь клуб, будто все взоры устремлены на Момоко, которая грациозно и плавно проскользнула в центр зала. Он с внезапным ужасом вспомнил, что еще ни разу не танцевал с ней, и смущенно обнял ее за талию окостеневшей рукой, как будто бы он не ее любовник, а застенчивый мальчик на балу в воскресной школе.
Потом оркестр опять заиграл что-то быстрое. У Момоко загорелись глаза, и она весьма неохотно последовала за Волчком прочь с танцпола, то и дело оглядываясь на танцующих. Не успели они сесть, как к их столику с поклоном подошел какой-то американский офицер.