Компаньон

Дэвис Кристина

Уже после ангиографии кровеносных сосудов стало понятно, что никакого инсульта у меня нет. Но меня всё равно продержали в больнице до вечера, оставив «под наблюдением». В семь вечера, сделав несколько уколов, врач дал мне бумажку с названием какого-то спазмолитика и отправил домой, попросив зайти к нему через день. Открыл больничный, так что сегодня я отдыхаю дома. Наконец-то выспалась и даже приготовила себе нормальный завтрак вместо того, чтобы закинуться хлопьями. Сейчас сяду за работу.

До

сих пор нахожусь в замешательстве от случившегося. Обморок. У меня. Но почему? Что такого могло произойти внутри моего организма, что он решил внезапно «вырубиться»? И что они имели в виду, сказав, что моё тело начало «неестественно дёргаться»? У меня и раньше бывали судороги, но не во время обмороков… Хотя, и сами обмороки со мной случались не часто. Быть может, два или три раза за всю жизнь. Короче говоря, я в шоке. Надеюсь, доктор сможет объяснить, что за чертовщина со мной происходит.

2 октября

Они сказали, что у меня опухоль головного мозга

………………………………………………………………………………........................................................................................................................................................................

3 октября

Смогла собраться с мыслями только на следующее утро. Столько всего случилось за последние двадцать четыре часа, что вспоминать страшно, не то чтобы рассказывать.

Вчера я почти совершила самую ужасную ошибку в своей жизни. Я чуть не покончила с собой. Но обо всём по порядку.

Проснувшись около восьми утра, я приготовила кашу и, основательно позавтракав, отправилась в больницу. Путь был не близкий. Дорога заняла у меня без малого три с половиной часа, но это вина образовавшихся в городе пробок. В стены клиники я вошла в час дня. Прямо с порога меня взяли под руки и повели в кабинет невролога.

Светловолосая женщина лет пятидесяти в белом халате встречала меня с нескрываемым волнением на лице. Усадив меня в кресло, она стала проверять рефлексы моих конечностей, а после, записав что-то в медицинскую карту, попросила встать и выполнить типичные упражнения, вроде удержания равновесия на одной ноге или попытки коснуться пальцем носа с закрытыми глазами. Я послушно выполняла все её команды, стараясь не концентрироваться на взволнованном выражении её лица. Мало ли? Может быть, что-нибудь личное.

Закончив осмотр, она стала расспрашивать меня о моём состоянии. Случались ли внезапные обмороки прежде, спазмы или болевые ощущения в какой-нибудь области, возможно, потеря координации или рвота. Я честно рассказала ей о том, что уже больше двух месяцев я регулярно просыпаюсь с невыносимым чувством тошноты, и чаще всего оно заканчивается

рвотой в ванной. Рассказала о постоянных головных болях, внезапно появившейся светобоязни, острой реакции на резкие или громкие звуки. Сетовала на стресс и апатичность, быструю утомляемость, снижение работоспособности. Зачем-то рассказала ей о том случае на переговорах, когда внезапно «забыла» язык. Ничего не говоря в ответ, она что-то записала в карту и, отдав её мне, приказала пройти к офтальмологу.

Им оказался молодой мужчина, лет на пять-семь старше меня. Низкорослый, худощавый брюнет с бакенбардами взял мою карту и сразу же пригласил меня в «темнушку». Жестом приказав мне садиться на стул, находящийся напротив какого-то аппарата, он, листая карту под светом головного фонарика, задумчиво спросил: «Так это у Вас подозрение на опухоль мозга? Как давно появилась светобоязнь?» После слов «опухоль мозга» мой разум отказался воспринимать какую-либо информацию. Она эхом звенела в ушах, не давая мне ни единой возможности сфокусироваться на остальных словах. Лишь после того, как врач щёлкнул пальцами перед моим лицом и повторил вопрос в третий раз, я смогла вернуться к реальности. Промямлив что-то о двух месяцах, я поставила подбородок на держатель и стала выполнять команды доктора.

Закончив осмотр, он проводил меня обратно в свой кабинет и, усадив на стул, начал опрашивать. Выслушав подробный рассказ о взаимосвязи головной боли и светобоязни, он ознакомился с записями своей коллеги, после чего быстро чиркнул что-то в карточке и протянул её мне. Сказал, что мне нужно сделать томографию ещё раз. Я отправилась к нужному кабинету.

МРТ делали с контрастом. Казалось, длилось оно целую вечность.

Эта страшная машина, больше похожая на гроб изнутри, заставила все мои внутренности сжаться в единый комок. Я, кажется, даже дышать перестала. Она гудела и дребезжала, а я задыхалась от волнами накатывающей на меня паники. Никогда не замечала за собой клаустрофобии, но в этот раз что-то пошло не так. Не знаю, как мне удалось совладать с собой и не начать истерически плакать и сжимать данную мне грушу, чтобы дать сигнал диагностам о плохом самочувствии. Но я выдержала.

Когда исследование было окончено, я взяла свои вещи и вышла в коридор. Там ко мне подошла какая-то женщина и сказала, что в кабинете номер триста двадцать два меня ждет Рейджен. Кто такой этот самый «Рейджен», она не уточнила. Да я и не спрашивала. В голове всё настолько смешалось, что складывалось впечатление, будто там вместо мозга находится винегрет. Различные мысли сменяли друг друга, словно кадры немой старой хроники, вопросы множились со скоростью света. Опухоль? Неужели у меня действительно опухоль мозга?

Конец ознакомительного фрагмента.