Компенсация
Шрифт:
— Некорректное предположение.
— А вы мне тут, попрошу, без неуместных комментариев! — возвысил голос Мильченко. — Если только капля совести осталась — бегом в свой кабинет!
— А при чем здесь совесть? Дав-ле-ние! Ишачок свалится — кому тележку тащить?
— Не свалитесь — я гарантирую!
— Вы уже вчера нагарантировали…
Игорь Юрьевич медленно поднялся и сузил глаза:
— Я уже отмечал: вы слишком много разговариваете! Так вот: довольно демагогии! Идите и трудитесь, без рассусоливаний!
— Вы
— Да!
— Можно в письменном виде?
— А вам что, моего устного распоряжения недостаточно? Слово подполковника нерушимо! Свободны!
Ох, и тяжко достался тот бесконечный день Кузнецову. Без преувеличения — человек расходовал последние резервы организма. И все же Андрей решил не спешить с докладом о незаконном приказе к начальнику УВД. Из гордости, вероятно? А сам полковник милиции вроде бы и не заметил, что под материалами служебного расследования по факту ночного ДТП стоит подпись пресс-секретаря, и он же сегодня продолжает находиться на своем посту.
К вечеру майор милиции чувствовал себя как никогда прескверно. Однако все неотложные дела, в том числе и очередную порцию перепечаток, он-таки завершил. И — поплелся в «дежурку».
— Слушай, найди какой-нибудь транспорт, а то, боюсь, на полпути до дома ноги протяну, — попросил он старшего оперативного дежурного.
— Да-а, — сочувственно протянул тучный майор. — По виду точно, как с того света выполз… Ладно, сейчас что-нибудь сообразим.
И пресс-атташе домчали с ветерком до родного угла на одной из служебных машин.
Без ужина, едва сумев раздеться, Андрей ничком рухнул на кровать.
А поутру, с разламывающейся от боли головой, еле встал с койки — и его сразу шатнуло. Перед глазами заплясали мушки, на глубоком вздохе кольнуло в сердце. Тошнило… Пока одевался — уже вспотел, а сердце учащенно колотилось.
«Приплыли! — сказал себе офицер. — Теперь — шагом марш в родную ведомственную поликлинику… Дойти бы!»
— Эге, батенька! Да у вас, без сомнения, гипертонический криз, — осмотрев Кузнецова и измерив давление, поставил диагноз пожилой врач-терапевт. — Двести на сто тридцать! А раньше, судя по записям в медкнижке, выше ста пятидесяти на сто не поднималось…
— Дозрел, значит, — грустно усмехнулся Андрей. — И то сказать: месяц на усиленном варианте, да без выходных, да приплюсуйте двое последних суток на службе подряд. Итого — плоховастенько…
— Молодой человек! — наставительно произнес врач. — Если вы сами не будете следить за собственным здоровьем, то уж, будьте покойны, никто из ваших сослуживцев об этом точно не позаботится. Се ля ви… А сейчас — пожалуйте на укольчик, давление сбивать будем. Света! Сборную соляночку ему — магнезия, папаверин, дибазол… Посидите — и на кардиограмму…
На работе, разумеется, был временно поставлен крест: по прогнозам доктора, пресс-секретарь выпадал из обоймы
По пути домой Кузнецов завернул в соседнюю аптеку. На прописанные лекарства ушли и те деньги, что оказались в кармане, и вся заначка за обложкой удостоверения личности. Впрочем, на какой-то успокаивающий раствор сложной рецептуры их все одно бы не хватило, но его еще только предстояло готовить провизору. Так что на завтра планировались дополнительные расходы.
Возвратившись в свою квартиру, Андрей первым делом позвонил Крикуленко. Длинные гудки… Тогда он оповестил о своем уходе на больничный лист секретаря отдела кадров, попил чайку, вприкуску с целой горстью таблеток, и с чистой совестью завалился спать…
Как бы не так: минут через пять телефон зазвонил. Требовательно… Кузнецов сначала не хотел брать трубку, но быстро сообразил — так могут и прогул записать, ходи потом доказывай, и даже с больничным листом на руках.
Конечно, на проводе оказался подполковник Мильченко.
— Это что еще за фокусы? — сразу сбившись на «ты», завопил он. — Начальник УВД приказал: привезти тебя живого или мертвого! Вся работа с радио встала! Собирайся, срочно высылаю машину!
— Гипертонический криз, — коротко ответил Андрей. Добавил: — С вашей гарантией…
Положил трубку на рычаг и решительно выдернул телефонный штепсель из розетки. Присланного же за ним на личной автомашине капитана Подгорного не без издевки проинформировал:
— А оно ж таки, как видишь, разразилось… Теперь вот пожинаю… приказа глупого плоды.
— Выглядишь ты, правда, неважнецки, — пробурчал Подгорнов. — Да я-то что… Можешь и не ехать — не мне ж потом отвечать…
— За свой базар всегда… — грустно усмехнулся пресс-секретарь.
Следующим днем, чуть ли не в восемь утра, Кузнецову звонил уже сам подполковник Крикуленко.
— Немедленно прибыть! — бесновался он. — Я тебя сам лечить буду! Слышишь? Я — хороший доктор!
— Не сомневаюсь, — согласился блаженствующий в ничегонеделании Андрей. — Только зачем вас обременять? Больничный у меня имеется, лекарства прописаны, принимаю…
— Я т-те покажу! Бездельник! Уволю!
— За что? За то, что ваш зам двое суток кряду на разрыв аорты пахать заставлял? Я ж его предупреждал… Вот пускай теперь сам по радиостудиям мотается. И речи ваяет. И адреса приветственные.
— Да его уже начальник УВД раком ставил! А толку? Какой из него, к свиньям, журналист?! Давай, живо выходи!
— Только после полного излечения…
— Ну, смотри! Пожалеешь! — рявкнуло в трубке, и угроза завершилась сочной матерной тирадой…
Лечился Кузнецов добросовестно. Вот только давление, быстро снизившись до ста шестидесяти на сто десять, дальше опускаться никак не желало. И больничный лист Андрею продлевали и продлевали. Что вызывало великий гнев подполковника Крикуленко.