Комплекс крови
Шрифт:
Эльвар упаковал смокинг в матовый полиэтилен.
— Боюсь, мой ответ обидит вас, синьор. А обижать клиентов не в моих правилах.
— Да уж, я бы тоже не стал обижать тех, кто тебе столько платит. Ну а все же?
— Жизнь человека и темного существа делится на две части, синьор. Первая часть — поиск, и во время поиска мы только потребляем. Вторая часть — обретение смысла. Обретая смысл, мы перестаем потреблять и начинаем служить. Со стороны может показаться, что я — портной с золотыми руками, который шьет поразительную одежду, но на самом
Тристан взял со стула джемпер из тонкой шерсти.
— Смешно, — бросил он. — Ты вампир, и ты пьешь кровь. Все, что ты делаешь — это потребляешь.
— Возможно, синьор. Но наша природа не имеет значения. Нас определяет то, что мы создаем. Меня определяет то, что создаю я. А вас определяет то, что создаете вы.
— Мне не нужно ничего создавать, — передернул плечами Тристан. — Я — высшее существо. На меня должны равняться. И никто не будет говорить мне, как я должен себя определять.
На губах Эльвара появилась легкая улыбка.
— Я предупреждал, что мой ответ обидит вас, синьор.
— Существо, которое живет во тьме, боится серебра и охотится на людей, не может обидеть такого, как я.
— Вы, безусловно, правы. — Портной поклонился. — Благодарю за то, что уделили мне время, синьор. Доктор, — он повернулся к Филиппу, — глубоко сочувствую вашей утрате. Мне не выпала честь быть знакомым с доктором Родманом лично, но я много слышал о нем. Это большая потеря для всех нас.
— Спасибо, мистер Дорриан. Бэзил присматривает за слугами, которые развешивают картины в коридоре. Он проводит вас до двери.
Дождавшись ухода Эльвара, Тристан подошел к отцу и занял второе кресло. Когда-то в этой комнате собирали званые обеды и ужины, но друзей у Филиппа становилось все больше, и для приемов выделили другое помещение. Сегодня здешнюю обстановку можно было описать как «чулан с очень элегантным беспорядком»: накрытая чехлами мебель, старый рояль, ящики с документами и книгами, свернутые ковры, огромное количество декоративных безделушек и напольное зеркало. По углам комнаты прятались старинные канделябры, огромные и ветвистые. Один из них сейчас стоял рядом с зеркалом, и пламя свечей едва заметно колыхалось на легком сквозняке.
— Иногда он позволяет себе слишком много, — заметил Тристан.
— Он вампир, дитя. А для вампиров такое поведение типично.
— Ты хочешь сказать, было типично до того, как наступил двадцатый век?
Филипп разгладил манжеты рубашки и, к своему неудовольствию, заметил, что не подобрал запонки. В ожидании ответа сын нетерпеливо выстукивал по паркету известную только ему мелодию каблуком туфли. Если он что-то и взял от своего создателя, так это умение безукоризненно выглядеть. Тристан носил итальянскую обувь из самой дорогой кожи, не признавал футболок и джинсов. Сегодня на нем были брюки из стального шелка в узкую серебристую полоску и нежно-розовая рубашка, которая стоила не одну сотню долларов. Светлые волосы собраны в аккуратный хвост, фиалковые глаза за стеклами очков смотрят пытливо и высокомерно.
—
— Из-за таких, как он, мы до сих пор живем во тьме.
— Ты не живешь во тьме. И многие другие — тоже.
— Ты все прекрасно понял, отец. Хотя о чем я. Вряд ли ты на самом деле меня понимаешь. В твоем доме живет темный эльф-полукровка, и ты опустился до того, что кормишь его своей…
— Это и твой дом, Тристан. А темный эльф-полукровка ухаживал за тобой, когда ты лежал здесь в беспамятстве. Если бы не он, ты был бы мертв.
Сын поднялся из кресла, подошел к окну и замер, сложив руки за спиной.
— Это был не я, — спокойно возразил он. — А тот, кто был до Тристана.
— У него есть имя. И собственная история.
— Это осталось в прошлом. Теперь я — Тристан, твой сын. И, если тебе на самом деле так важно мое мнение — а ты часто об этом упоминаешь — повторю. Кормить Бэзила своей кровью унизительно.
— Это дает ему силы. Если бы он захотел, я бы подарил ему бессмертие.
Тристан бросил на отца взгляд, говоривший «ты не в своем уме?».
— И мы были бы братьями?
— Вы почти братья.
— Не смей произносить это вслух. Мне хватает сестры, которая путается с наркоманом.
Филипп встал.
— Твоя сестра и ее мужчина сегодня ужинают у нас, — сказал он. — Надеюсь, ты присоединишься к нам и проявишь достаточно такта за столом.
Тристан осуждающе поцокал языком.
— Премного благодарен, но воздержусь. Меня ждет чудесный вечер в библиотеке. Даже «История Великой Реформы» предпочтительнее, чем такая компания.
В дверь постучали, и в проеме показался Бэзил.
— Пришел мистер Родман, хозяин, — уведомил он.
— Проводи в мой кабинет.
***
В последний раз Филипп видел Ларри много лет назад. Ему было семь, и Лора, еще кроха, пряталась за спиной брата от незнакомого гостя. Альберт показывал другу новую лабораторию, его красавица-жена помогала слугам накрывать к обеду. За столом дети вели себя идеально: сидели с прямой спиной, держали локти на весу, говорили «спасибо» и «пожалуйста» и не перебивали взрослых. Филипп не мог отделаться от мысли, что в происходящем есть совершенно особая обреченность, характерная для молодого поколения семей из высшего общества. Те самые темные эльфы «из этих», ни прибавить, ни отнять.
Лариэлю Родману было тридцать девять. По меркам необращенных темных существ — еще мальчик, они начинали отсчитывать истинный возраст после пятидесятилетней отметки. Первенец Альберта изменился, но Филипп без труда узнал серьезного мальчика, подававшего сестре стакан с апельсиновым соком. Ларри сидел вполоборота к двери. Профиль у него был точь-в-точь как у друга.
— Добрый вечер, Лариэль, — поздоровался он.
Ларри торопливо поднялся из кресла и пожал руку хозяину кабинета.
— Доктор Хобарт. Спасибо за приглашение. Знаю, аудиенции у вас добиться непросто. Для меня это большая честь.