Компромисс. Иностранка. Чемодан. Наши
Шрифт:
– Это не пух…
Затем коснулся наволочек и добавил:
– Это не батист…
Потом он забил вход изнутри. Поломал грубый стол, на котором была вырезана однообразная матерщина. Растопил им печь. И зажил до утра.
Всю ночь из трубы шел дым. Всю ночь желтели окна казармы. Солдаты не могли уснуть. Знали, что в двух шагах под холодным брезентом торжествуют отвага и удаль. Безграничная нежность южанина и упорство гвардейца…
Наутро Рябчук оторвал доски и вышел, шатаясь, бледный и слабый. В трех метрах от палатки был расположен финиш
Андрей Рябчук вернулся, пятясь. Его обнаружили через неделю.
– Прощайся с шалавой и едем на гауптвахту! – кричал майор Анохин.
Марина не плакала. Она только махала Андрею рукой. Грубость ее не задела.
Рябчук направлялся к военной машине, без шапки, с поцарапанным лицом. Вид у него был счастливый и хамский. Даже конвоиры завидовали ему.
Рябчук прошел мимо, едва не задев Красноперова. Роняя на будущего филолога отблеск чужой, замечательной и таинственной жизни.
С тех пор они не виделись. Рябчука увезли на гауптвахту. А Красноперов через несколько дней был откомандирован в Ленинград. Его назначили завклубом при штабе.
6. Совсем, совсем черный
Возле самолета белели окурки. На площадке трапа царила стюардесса. ТУ-124 был ей к лицу.
Через минуту она шла вдоль кресел, проверяя, застегнуты ли ремни. Слушаться ее было приятно.
У стюардессы были манеры кинозвезды. Голубое форменное платье казалось случайной обузой.
Красноперов заглянул в иллюминатор. Лопасти винта образовали мерцающий круг. Трава пригнулась к земле. Через минуту самолет поднялся. Мой друг увидел странно неподвижное крыло его.
Соседом оказался негр в замшевых туфлях и малиновом клубном пиджаке.
– Вы откуда? – спросил Красноперов.
– Из Южной Родезии, – ответил чернокожий, доставая портсигар.
Сигарета, как тонкая белая леди, поникла в его огромных руках.
– О, Южная Родезия, – повторил Красноперов, – там неспокойно?
– Еще как, – ответил негр, – просто жуть! Однажды я ехал на мопеде к своей девчонке. А из джунглей как выскочит тигр! Да как бросится на меня!..
И снова достиг Красноперова отголосок чужой, непонятной, таинственной жизни. Он расслышал грохот накаленных солнцем барабанов. Увидел пробковые шлемы, блестящую от крокодилов воду Замбези. И полосатых тигров, грациозных, хищных, самоуверенных, как девушки на фестивале мод.
«Чужая жизнь, – подумал Красноперов, – тайна».
7. Нищий
Это было сразу после войны. В квартиру постучался нищий. Накануне праздновали мамин день рождения. Все решили, что вернулся Мухолович доедать заливное.
Мама отворила дверь, растерялась. С тревогой оставила нищего в прихожей, где лежали меховые шапки. Дрожащими руками налила стакан «Алабашлы».
Нищий ждал. Он был в рваном плаще. Следов увечья не было заметно.
Нищий
Мама вынесла стакан на чайном блюдце. Нищий, так же глядя в пол, сказал:
– Я не пью, мамаша. Дайте хлеба…
Потом Красноперов часто видел нищих. Как-то раз в пригородную электричку зашел человек. Он развернул бесстыжие меха гармошки и запел:
Вас пятнадцать копеек не устроят, Мне же это – доход трудовой…Это был фальшивый нищий, почти артист. А вот того парня, без следов увечья, Красноперов запомнил. И тишину в коридоре. И обмерших зажиточных родителей…
В этот момент пилот обернулся и спросил:
– Налево? Направо?
Мгновение был слышен четкий пульс компьютеров.
– Направо! – закричали те, кто уже летал по этому маршруту.
8. Куда ехать?
В Орли Красноперова поджидал собкор «Известий» Дебоширин. Его манерам соответствовал особый генеральский падеж, который Дебоширин использовал в разговоре.
– Как чувствуем себя? – поинтересовался он.
– Отлично, благодарю вас.
– А выглядим неважно.
– Все-таки дорога.
– Может быть, у вас просто интеллигентное лицо?
– Не исключено, – смущенно выговорил Красноперов.
Они пересекли залитую солнцем гладь аэродрома. На шоссе их поджидала машина.
– Куда ехать, мсье? – спросил шофер.
– В Париж, – ответил Дебоширин.
– А где это? – спросил шофер. – Налево? Направо?
– Ох уж это мне французское легкомыслие, – проворчал Дебоширин. И вслух указал: – Поезжайте на северо-запад.
– А где тут северо-запад? – удивился шофер. – Я в этих местах полгода не был.
– Идиот! – простонал Дебоширин.
– Тут все изменилось, – сказал шофер, – новый кегельбан открыли у дороги. Где теперь северо-запад, ума не приложу.
– А где он был раньше? – спросил Дебоширин.
– Там сейчас багажный конвейер, – ответил шофер.
– Вон Эйфелева башня, – закричал Красноперов, – я ее сразу узнал. Прекрасный ориентир!
– Какая еще Эйфелева башня, – возразил шофер, – да ничего подобного. Это станина для американской баллистической ракеты.
– Поезжайте, – сказал Дебоширин, – сориентируемся в дороге.
9. В Париже
Они летели по узкому и ровному, как выстрел, шоссе мимо густых зарослей жимолости. Ветки с шуршанием задевали борта автомобиля. Белые, сияющие воды Уазы несли изысканный груз облаков. Иногда дорога сбрасывала гнет полосатой запутанной тени кустарников. И тогда солнце отчаянно бросалось под колеса новенького «рено».
У обочины косо стояла машина. Хозяин, нагнувшись, притирал клапана.