Комсомолец 3
Шрифт:
Нежина привела меня в тупик очередного коридора. Толкнула ничем не примечательную дверь, щёлкнула в комнате выключателем.
— Заходи, — скомандовала она.
«Вот так и пропадают мужчины, — подумал я. — Поддаются на женские чары. И приходят непонятно куда и неизвестно зачем». Но спорить с Альбиной не стал — послушно переступил порог… кладовки. Именно кладовки: ничем иным это плохо освещённое помещение не казалось. Узкая комнатушка, пропахшая всё той же карболовой кислотой. Пробежался по ней взглядом. Бегло оглядел заставленные всякой всячиной
— Будем пить чай? — поинтересовался я.
Прошёл по узкому проходу к столу. Рассматривал на ходу банки, вёдра, щётки, стопки картонных коробок и бумажных упаковок. Уловил запахи хлорки и спирта. Без разрешения уселся на стул. Почувствовал идущее от чайника тепло — воду в нём вскипятили незадолго до нашего прихода.
— Будем, — пообещала Нежина. — И даже блинами тебя накормлю. Если захочешь.
Она закрыла дверь на шпингалет. Тяжело вздохнула, будто собиралась не чай пить, а показывать свои знания экзаменационной комиссии. Не заметил в её глазах того радостного возбуждения, что видел во взгляде у приходившей в больницу проведать меня Пимочкиной.
— Обязательно захочу, — пообещал я.
И спросил:
— С чего вдруг такое внимание к моей персоне? И такая… щедрость?
Показал рукой на чайник, чашки и большой газетный свёрток (с блинами?). Вновь подивился своему аппетиту. Плотно поел, прежде чем завалился спать (не больше часа назад). К больничному ужину добавил пять пирожков и бутерброд с колбасой. Но живот, при мысли о еде, уже жалобно постанывал.
— Поддалась на уговоры нашего комсорга, — сказала Альбина. — Решила нанести тебе дружеский визит. И заодно спасти тебя от голодной смерти.
— Так тебя Пимочкина ко мне отправила?
Поймал себя на том, что разглядываю не обёрнутую белой тканью девичью фигуру (выглядела Нежина в халате великолепно), а стоявший около окна газетный свёрток. Альбина заметила мой интерес (к свёртку). Мне показалось, что он её слегка успокоил.
— Не понимаю, почему она пристала именно ко мне, — пожаловалась Королева.
Наблюдал за тем, как она чайной ложкой раскладывала по чашкам сухие чайные листья.
— Проходу мне в институте не даёт, — говорила Альбина. — Все уши прожужжала о том, что я обязана проведать больного товарища. И главное: пристала именно ко мне — ни кому-то ещё!
— Это потому что ты живёшь рядом с больницей, — сказал я. — Кому ещё сюда идти, если не тебе?
Нежина потянулась к чайнику. Но её рука вдруг замерла, не добравшись до обёрнутой тканью металлической ручки. Девушка посмотрела на меня — понял, что она обдумывала мои слова. Должно быть, раньше она смотрела на уговоры Пимочкиной под иным углом.
— Об этом я не подумала, — призналась Королева.
Налила в кружки кипяток.
По комнате поплыл чайный аромат, заглушил даже
«А о чём подумала? — мысленно спросил я. — Было бы интересно послушать». Всё же переключил своё внимание с газеты на шею Альбины — не без интереса разглядывал на загорелой коже точки-родинки. Пробежал взглядом по плечам девушки, по груди, по рукам…
— Мой тёзка снова буянил? — спросил я.
Указал на посиневшие кровоподтёки на запястьях Королевы. Гематомы выглядели свежими — ещё не приобрели желтоватый ореол. Нежина поставила чайник, спрятала синяки под тканью халата. Бросила на меня недовольный взгляд. Будто бы винила меня в появлении этих следов на её коже.
— Уже рассказали? — спросила она.
Нахмурилась. Придвинула ко мне бумажный кулёк с кусочками колотого сахара (такой нравился Могильному — Паша пил с ним чай «вприкуску»). Бросила и себе в кипяток несколько белоснежных остроконечных осколков, потыкала в них ложкой.
— Не медики, а сборище сплетниц, — сказала Альбина. — Так и знала, что кто-нибудь из этих старух обязательно распустит язык. Что они тебе наболтали?
— Что Сан Саныч поколачивает твою маму, — ответил я. — Изредка. Потому ты и подменяешь её тут, в больнице. Вот как сегодня.
Сладкий чай я не пил — ни в прошлой жизни, ни в этой. Считал, что сладость портит «благородный» вкус напитка (хотя нынешний советский чай не грех было бы и испортить). Но кусок сахара бросил в рот с удовольствием — кусковой я ел, как конфеты.
— Как чувствовала, что это случится! — сказала Нежина. — Подозревала, что тебе наговорят гадостей о моей семье. Об этом я и хотела с тобой, Усик, поговорить.
Я похрустел сахаром. Запить сладкое не решился: побоялся обварить язык — из чашки всё ещё валил густой пар. Смотрел, как Альбина прятала кровоподтёки на запястьях под рукавами. Отметил, что Королева стыдилась этих пятен — особенно того, что их увидел посторонний.
— А разве мне сказали не правду?
Нежина покачала головой. Я пожалел о том, что пока не обнаружил у неё индикатор настроения — подобный кончику носа Пимочкиной, который белел, когда Света злилась. Об эмоциях Королевы пока мог судить только по её взгляду — да и тот не спешил выдавать настроение своей хозяйки.
— Правда или не правда — кого это волнует? — спросила Альбина. — Если ты об этом…
Она показала мне свои руки.
— … То это ерунда. К моей коже пальцем притронься — останется след.
Заметила мой взгляд.
— Да, — сказала Альбина. — Это эсэсовец меня схватил. Твой тёзка, как ты говоришь. Вцепился клешнями в мои руки, когда я хотела огреть его сковородой.
Нежина сжала кулаки. «Всё же разозлилась», — отметил я. Разглядывал Нежину — изучал её мимику, жесты. Фигуру Альбины я рассмотрел давно (иногда в институте только тем и занимался — смотрел на изгибы тела Королевы). А вот беседовать с Нежиной, как сейчас, раньше не доводилось.
— И ударила бы!.. Если бы он сковородку не отобрал.