Комсорг 2

Белов Иннокентий

Как представлю внезапное появление оперов и тот вариант, что оставил бы Светочку без копейки денег.

Что я правильно распорядился деньгами и заработанным барахлом. Родителям отправил пять тысяч на всякий случай, и Светика здорово порадовал снятой на год с лишним комнатой, новыми кроссовками, шестью сотнями рублей и достаточно крутой для советского человека магнитолой.

Да еще женских шмоток на три сотни ей выдал, может сделать с ними, что захочет.

Или продаст по подружкам, или сестрам отвезет, или сама

будет носить.

Не говоря уже о хорошей работе, где она может еще заработать сотен пять и потом приехать к родителям с целой тысячей рублей на книжке. Думаю, что такая сумма изрядно тех потрясет.

Если нормально пройдет возможный опрос комитетчиками и не возбудит подозрений, что я делился с ней какими-то мыслями про будущее.

Ну, Светика я так точно не подставлял, ничего ей не рассказывал.

Только вот мое крепкое плечо пропало непонятно куда, встретимся ли мы снова. А если и встретимся, то еще неизвестно в каком статусе потом, такую упакованную красавицу постоянно будут подстерегать соблазны по жизни.

Эх, не о том ты думаешь, пока еще товарищ Бессонов!

Видно по майору, что пусть информация о будущем очень комитету интересна, но он все равно хочет заглянуть еще дальше, вижу ли я более отдаленную перспективу?

Как по мне, то заглянуть после Нового года на целый год вперед — это очень здорово.

Но я понимаю, что людей при большой власти интересует все или ничего.

— Может после этого Нового года дальше прояснится мое видение. Ничего не могу сказать по этому поводу, — ухожу я от ответа и вижу, что майору это все больше не нравится.

Как бы до жестких форм допроса дело не дошло. На такой случай я припас случайно найденный во время отжимания маленький осколок бутылочного стекла и собираюсь полоснуть себя по венам на руке, чтобы показать серьезность своих намерений.

И это все из меня могут попробовать вытрясти, как только информация про такого узника ведомственного санатория дойдет куда-то повыше местного ленинградского начальства.

И тут я, как в воду глядел, на исходе третьей недели внезапно ночью заехала во двор машина.

Потом какое-то время моя охрана препиралась с какими-то настойчивыми товарищами, не собираясь меня отдавать.

Но похоже, предъявленные бумаги все же убедили майора в своей серьезности и оригинальности, хотя он долго требовал дать ему сделать звонок своему непосредственному начальству.

Только звонить из домика не выйдет, это нужно бежать на охрану, а гости сурово наезжают и грозят увольнением без выслуги лет за неисполнение приказа какого-то особенно вышестоящего начальства.

Разговор идет в предбаннике за незакрытой дверью, и я хорошо слышу, как начинает меняться моя судьба.

— Да, теперь ты переезжаешь в Москву, скоро познакомишься с новыми суровыми хозяевами твоей жизни и как знать, куда тебя все это приведет, — с грустью понимаю я. — Поможешь

Горбачеву свалить СССР еще быстрее.

Пререкались майор при поддержке Второго минут десять, потом они все вошли в коридор, включили свет, и я в замочную скважину смог разглядеть пару таких же людей-медведей, как Третий, примерно.

Опергруппа из Москвы вообще поражает своим видом, такие мощные кабаны-переростки, явно, что со всей страны собирают таких мордоворотов.

— Вставай, Игорь. Собирай сумку, ты переезжаешь! — слышу я приказ майора Паши в открывшуюся дверь.

Но тут он видит, что я уже одет и сумка моя собрана.

— Собрался уже? — пропихивается мимо кряжистый комитетчик.

— Собрался. Но хочу знать, по чьему распоряжению меня перевозят! И кто вы вообще такие? — снова я проверяю степень своей новой свободы.

— Не ерунди, Игорь. У товарищей все в порядке с документами, — говорит майор.

— В порядке? А по рожам видно, что на ЦРУ работают и счетик в женевском банке имеют за продажу Советской Родины! — поднимаю я снова ставки.

— Ну ты договорился, — усмехается один из людей-медведей.

— Вколи ему успокаивающее, — командует он второму.

Я успеваю выхватить кусок стекла, но сразу же и бесповоротно проигрываю схватку.

Второй здоровяк мгновенно оказывается рядом, перехватывает руку, легко заставляет уронить стекляшку на пол и закидывает меня, как пушинку на кровать.

Сила вообще нечеловеческая в руках у мужика, мои шестьдесят семь кило он и не чувствует.

— Плохо сторожите, — указывает комитетчик майору на стекло, но тот пожимает плечами:

— Это же ерунда. Да и степень охраны у нас не та, чтобы очень жестко контролировать объект. Он и нож столовый в руки получает, чтобы мясо резать в обед. И вилку тоже, все согласно регламенту.

Меня жестко прижали к кровати, задрали на заднице тренировочные штаны и тут же вкололи какую-то хрень.

— Теперь смирно поедет. А то больно разговорчивый. За такие обвинения можно здорово ответить, — удовлетворенно отмечает один из приехавших комитетчиков.

Ну, я еще успеваю выругаться пару раз на дуболомов Урфин Джюса, как на меня нападает сон и чувство полного равнодушия ко всему меня окружающему.

Второй с майором заносят меня в машину на широкое заднее сидение, пока пара комитетчиков тщательно обыскивает мою комнату и тот же туалет с кухней. Портом хлопает багажник Волги, наверно, мою сумку положили.

Меня постоянно срубает, вскоре машина накренилась под весом здоровых туш, усевшихся на переднее сидение и рядом со мной. Потом мы резко трогаемся, кто-то ругается, что много времени потеряли в санатории.

— Гони, опаздываем! — слышу я и засыпаю, не беспокоясь ни о чем.

Потом время от времени прихожу в себя, лежа на своей же куртке и слыша рев мотора, работающего на предельных оборотах.