Кому довериться? Хирургу или роботу?
Шрифт:
Используя мысленный эксперимент в качестве аргумента, я опираюсь на те универсальные представления о предмете обсуждения, которые являются общими для философских теорий и обыденного сознания и без которых философская теория будет лишена реального содержания. Нужно подчеркнуть, что экспериментальная философия использует вымышленные истории как некоторые ситуации, которые требуют от читателя некоторого однозначного ответа. Отсюда и размышления, которые приводят отвечающего к выбору от-вета, сомнения, которые у него возникают, или озарения, которые приходят ему в голову. Вымышленные истории в рамках философской аргументации должны привести к совершенно другому эффекту: при знакомстве с примером у читателя
Мысленный философский эксперимент заключается в том, что прошедший через него уже не может придерживаться прежних взглядов или должен выработать дополнительную аргументацию. Объект экспериментирования в философском мысленном эксперименте находится вне самой описанной истории. Мы осмелимся предположить – и пусть это будет вопрос для дальнейшей дискуссии, – что этим объектом является сама философская позиция читателя, которая в процессе знакомства с предложенным мысленным экспери-ментом должна подвергнуться трансформации и стать более осознанной. Это и есть конечная мотивация моих философских экспериментов. В то же время, я понимаю, что результаты экспериментальной философии могут быть приняты с оговорками.
В философском мысленном эксперименте вымышленные ситуации служат для проблематизации или уточнения дискуссионных философских понятий и положений. Широкое распространение получила техника оценки вымышленных ситуации в современном движении, получившем название «экспериментальная философия». Для плодотворного мысленного эксперимента необходим четкий научный материал. Я делаю акцент на научно-фантастические произведения. Если такие произведения научно некорректны или в технико-технологическом плане безграмотны, если пишутся писателями, не сведущими в вопросах науки, технологий, то эксперимент может увести исследователя в дебри неправильных суждений.
А если за написание таких произведений принимается философ от науки, то бывает обеспеченной не только правдоподобность технологий, но и системность смыслов. Более того, философия и наука позволяет фантасту строить правдоподобные догадки и заполнять «белые пятна» мироздания. Хотя, считаю, что научная фантазия не может претендовать на долгую актуальность. «Не бойтесь мечтаний – они иногда сбываются!» писал один из великих фантастов мира. Научно-фантастическое произведение пишется с определенной конкретной целью, после достижения которой оно неизбежно устаревает, и начинает представлять лишь исторический интерес. Так, что моих романов в качестве научно-художественного нарротива экспериментальной хирургии ждет такая же участь уже в ближайшем завтра. Тем не менее, они сегодня выполняют поставленную перед ним задачу – послужить достойным материалом экспериментальной философии, а конкретно – философского эксперимента по разрешению возникших дилемм.
Итак мною использован, как стиль литературной, так и рациональной философии. Литературная философия отличается от рациональной философии по следующим критериям. Во-первых, если для рационального философа главное – это мысль, последовательность мыслей, а язык, слово важны для него лишь постольку, поскольку дают возможность выразить мысль, то для литературного философа главным становится сам язык, языковая форма текста, создаваемый художественный образ, а мысль оказывается чем-то второстепенным, порой даже несущественным. Во-вторых, если рациональный философ сначала формулирует мысль, аргументирует ее, а потом излагает на бумаге, то литературный философ облегает предложения в слова, постепенно и образно просвечивая какую-то мысль. В-третьих, в текстах литературной философии вместо рациональной аргументации используется внушение, когда философ старается передать читателю какое-то чувство, на основании которого у читателя постепенно формулируется соответствующая
Именно этим объясняется широкое использование художественных образов, метафор, сравнений и прочих литературно-художественных приемов. В-четвертых, невозможно построить критическую дискуссию с философом, так как его мысль еще только зарождается в виде неясной догадки, и еще не обрела четкой языковой формы. В этом случае вполне объяснимо то, что формируется «мозаичный» текст, некая бессвязность, расплывчатость, умозри-тельность.
Если аналитическую философию можно считать типичным образцом рационального стиля философствования, то литературная философия представлена текстами философов экзистенциалистской ориентации. В их сосуществовании выражается двойственная природа самой философии, которая колеблется между наукой и искусством и стремится пробуждать как мысль, так и чувство, пользуясь как понятием, так и художественным образом. С учетом сказанного выше, мною использован, так называемый компромиссный вариант – художественно-философский текст. То есть некий сплав рациональной и литературной философии. Однако, как бы я не старался сочетать разные стили философствования, пришлось каждый труд разделить на две части по степени доминирования того или иного стиля: философский и литературно-философский.
Итак, как уже говорилось выше, я как автор книг, вошедших в серию «Экспериментальная философия» выступил одновременно в двух качествах – как ученый и как писатель. Книга представляют собой новый синтетический жанр литературно-философского толка, тексты которых порождены авторским сознанием и представляют собой не что иное, как индивидуально-авторское смысловое и структурное единство. Если говорить, почему я взялся и за литературное творчество, то хотелось бы отметить, что для логико-философского анализа и комментарий академическое поле явно ограничивает горизонты размышления и интервалы абстракции.
Как известно, у важнейших философских вопросов нет окончательных ответов, как нет и «правильных позиций», а потому остается лишь выдвигать аргументы в пользу теорий, которые, на твой взгляд, ближе всего к истине. Для этого, как мне кажется, литературное творчество наиболее подходящая технология. С другой стороны, много лет занимаясь медициной и философией мне постепенно пришлось сменить манеру написания логико-философского письма. Почувствовал, что легче самому выстраивать логико-философские модели, чем разбираться в таких же выкладках других ученых-философов.
Вот-так постепенно отказался от строгого научного и философского мышления, в пользу более контингентному, более текучему, более расплывчатому литературно-филососкому стилю изложения своих мыслей. В этом аспекте, примечательно то, что философия старается разрешить досаждающую ей проблему тремя способами: во-первых, либо вынося отдельные вещи за скобки своего рассмотрения; во-вторых, либо приравнивая их к классам; в-третьих, либо опровергая саму себя. Возможно, мы не достигли ни того, ни друго-го. Но важен сам путь и траектория философского размышления, возможно, до уровня метатекста.
Часть II. Литературная философия
О сущности дилеммы «Кому доверится? Хирургу или роботу? а также о попытках ее разрешения на основе литературно-философского сочинения в стиле «Х-phi».
Пролог.
Канада. Юкон. Здание Апелляционного суда.
Встать! Суд идет.
Только что начался апелляционный суд. Судебная коллегия, состоявшая из девяти судей, облаченных в черную мантию, восседала за массивным и длинным столом в полукруг. Справа от него за отдельным столом сидел прокурор Сейм Коннор со своим помощником, а стол слева занимал обвиняемый Оки Мэй и его адвокат Уильям Нортон.