Кому это надо
Шрифт:
– Насколько я поняла, там изображены ваши с Катей сексуальные сцены?
Иннокентий Александрович кивнул.
– Да. И не только с ней. А у меня жена, знаете ли, пуританских взглядов. Тоже, только и умеет ноги раздвигать, дура бестолковая! Зато требует то машину новую, то шубу. Да мне не жалко, но ты не веди себя так, словно тебе обязаны это давать!
– Постойте, но ведь теперь, когда Катя умерла, вам нечего бояться! Никто больше не станет вас шантажировать!
– Вы в этом уверены? А что, если эта пленка попадет в руки кого-то еще? Я буду откровенен до конца – если бы только дело касалось меня! С женой-то я уж как-нибудь утряс бы проблемы,
– Господи, да чем же я вам могу помочь? Детьми клянусь, у меня нет вашей пленки и я ничего о ней не слышала от Кати!
Вот дура, про детей ляпнула! Не дай бог еще меня ими будут шантажировать, Господи! Это все реланиум наверняка мозги мне затуманивает. Хотя, если эти люди смогли выйти на меня, да еще знают, что у меня была Катя, то им не составит труда найти и моих детей. Господи… Если ты есть на свете, не допусти этого!
Видимо, Иннокентий Александрович – человек больших возможностей, раз так скоро и уверенно пришел ко мне.
Я, изо всех сил стараясь взять себя в руки и не закричать в голос, хотя пока никто еще не угрожал моим детям, быстро заговорила:
– Я отвечу на все ваши вопросы, если вы считаете, что они вам помогут, но повторяю, я ничего не знаю о пленке! И – рассудите логически – если Катя владела такой тайной, за которую рассчитывала получить деньги, то зачем бы она стала доверять ее первому встречному? Ведь она видела меня впервые в жизни! Я же могла бы в свою очередь ее шантажировать, она же совсем меня не знала!
Я очень старалась убедить Иннокентия Александровича в том, что говорю правду, и он, подумав некоторое время, кажется, мне поверил.
– В ваших словах, безусловно, есть логика, – согласился он. – И эти козлы говорили, что она случайно наткнулась на вас…
– Какие козлы? – осторожно спросила я, пытаясь хоть ненадолго увести разговор в сторону.
– Которых я послал, чтобы выцепить эту обнаглевшую курву! Думаете, я сидел и ловил ртом мух после того, как она мне позвонила? Я сразу позвонил своим людям и приказал им встретить ее после работы и привезти в одно место. А уж там над ней поработали бы так, что она раскололась бы через три минуты, где пленка! Но эти козлы все прощелкали! Во-первых, они ее упустили. Вернее, по их рассказу вышло, что на них напала целая толпа с волкодавами, и этот Юрик-Дурик еще демонстрировал мне какую-то царапину на ноге, являющуюся, по его мнению, весомым аргументом того, что они просто трусливо сбежали, оставив Катьку неизвестно где. Во-вторых, у этих кретинов не хватило даже ума – или смелости – чтобы позвонить мне сразу и все рассказать. Они позвонили мне только сегодня, и то вечером! Убью гадов! – побагровев лицом, крикнул он и выхватил новую сигарету. – Слава богу, хоть дом смогли описать, где скрылась Катька. Ну, а уж найти вас мне не составило труда. Но только я приехал поздно. Катьку кто-то грохнул. И теперь у меня надежда только на вас. Ведь о чем-то же вы с ней говорили? Я знаю, что когда Катька подопьет, у нее язык развязывается. И уверен, что и здесь она напоролась! – махнул он рукой. – Что она говорила вам обо мне?
Я изо всех сил постаралась вспомнить весь словесный поток, выданный мне Катей, но в голове почему-то вертелось одно только слово – закачаешься…
– Она говорила, что у нее мужчина есть – закачаешься! –
Иннокентий Александрович хмыкнул, но было видно, что ему приятно. Как все-таки падки мужики на лесть, даже умные!
– Это в ее стиле и манере изъясняться, – кивнул он. – А еще что?
– Еще говорила, что боится от вас уйти, потому что вы ее убьете!
– Нужна она мне! – фыркнул он. – Отдала бы пленку – и катилась бы к чертовой матери! Ох, Катька, хвальбушка несчастная! Так, ну! Еще что?
– Еще говорила, что скоро у нее будет много денег, только дело опасное, и нужно все делать правильно. Говорила, что может убить двух зайцев…
– Это она еще о чем? – удивленно пробормотал он. – Ну, надежда получить деньги – понятно, а еще-то что?
– Не знаю, не знаю, она говорила очень путано, да к тому же на своем сленге, я не всегда могла ее понять даже. И настроение у нее менялось, как у типичных истериков. То гордо так заявляла, что скоро станет богатой, то смеялась без причины, то вдруг ударялась в слезы и начинала кричать, что ее скоро убьют!
– Убил бы, – подтвердил Иннокентий Александрович. – Если б не поумнела! Чуяла, значит, подлюга, что ее в покое не оставят! Видно, не мне одному проблем подкинула, сука!
– Блин! – я вдруг вспомнила самое главное. – К ней же парень еще приходил, Мишка!
– Какой еще Мишка? – заинтересованно сдвинул брови Иннокентий Александрович.
– Мишка… Я не знаю его фамилии, знаю только, что он откуда-то с Пролетарки. Он тоже видел, как Катя заходила ко мне, приперся среди ночи, скандал тут устроил! Убить ее грозился за то, что она ему изменяет!
– Ха! – хмыкнул Иннокентий Александрович, – парень еще верит в святые идеалы верности!
– А вы в них не верите? – серьезно спросила я.
Иннокентий Александрович неожиданно тоже посерьезнел.
– Верю, – со вздохом ответил он. – Знаете, странная вещь со мной происходит – я вижу, вы женщина образованная, верно?
– Я психолог, кандидат наук, – не без гордости ответила я.
– Тем более, – обрадовался он. – Вот, могу вам сказать как психологу – с одной стороны, чем старше становлюсь и все больше убеждаюсь, насколько цинична и жестока жизнь, с другой начинаю мечтать о чем-то светлом. Сентиментальным становлюсь, старею, видно, – вздохнул он.
– Вы вовсе не старый, – постаралась я его разубедить. – И выглядите очень молодо.
– Да ладно вам! – махнул он рукой. – Я себя оцениваю объективно. Общаюсь со шлюхами, с мажорками, с пролетарками, с холодной женой… Понимаю, что все это мне не надо, в сущности, а что надо? Где идеал? Вот вы можете мне сказать?
Наш разговор неожиданно перешел в нравственно-философское русло. Борян с Толяном удивленно переглядывались, но сидели тихо. Видимо, они впервые видели своего шефа в подобном состоянии.
– Идеала, конечно, нет, – высказала я общепринятую точку зрения. – Вернее, он у каждого свой. И не надо думать, что в жизни не осталось ничего светлого. Иначе человечество давно бы уже вымерло. Вспомните Древний Рим. Нравственные ценности – это вечно.
– Да верю я во все это, верю, – тихо сказал он. – Только Катька – не тот случай. Какая тут верность!
– Вы просто не встретили достойную женщину, – мягко сказала я. – Тогда с вас слетел бы весь цинизм… Если хотите, я могла бы позаниматься с вами – разумеется, совершенно бесплатно, – чтобы помочь вам разобраться в себе. То, что происходит с вами, свойственно большинству мужчин вашего возраста, и мне не составило бы труда…