Кому я должен? Часть 1
Шрифт:
Я настолько вжился в роль, что совершенно не думал ни о своем будущем, ни о будущем своей семьи. Просто рубил концы – без оглядки, без перспектив. На пути познании себя я первым делом просто бросил работу. Это оказалось совсем не сложно – куда проще, чем потом найти хоть какую-то приличную работу. Но любая идея требует жертв. Я должен поставить на кон все, чтобы понять истинную ценность созданного или приобретенного за эти годы. Нужно было полностью лишиться источника дохода (или, по крайней мере, максимально правдоподобно создать видимость полного лишения). И, когда деньги уже не имели бы никакого влияния на семейные взаимоотношения, можно
Появился вопрос: как все это лучше преподнести своей семье, а главное, конечно, жене. Я не хотел, а главное, не мог рассказать ей о своей задумке. Она вполне могла принять меня за сумасшедшего, и тогда наш союз был бы под вопросом. Хотя, наверное, за время нашей совместной жизни это был не самый сумасшедший поступок с моей стороны. Да и союз наш ставился под большой вопрос в свете последних событий и моего эксперимента. А главное, как я мог рассказать ей о моем эксперименте, если она сама предполагалась в качестве одного из его участников. Да что там одного! Пожалуй, она и предполагалась в роли основного испытуемого. Ведь именно с моей семьей были связаны все мои расходы. И я должен был понять, связывает ли нашу дружную семью избыток денежных купюр, а также в какой степени наши чувства зависят от моих денег.
Врать нехорошо, но без вранья, к сожалению, и доброго дела не сделаешь. Поэтому я просто решил, что обыграю для жены свой уход с работы не как добровольный уход, а как принудительное увольнение. Я никогда не распространялся о своей работе, мы практически не говорили об этом, а если и говорили, то разговор ограничивался общими фразами наподобие «Как дела?» Жена знала название организации, в которой я работал, поскольку это фигурировало в разных анкетах в социальных и прочих учреждениях, но не имела понятия о том, чем я вообще там занимаюсь и какие позиции занимаю. Я, собственно, и сам не всегда понимал сферу моей компетенции и ответственности, находя себя во всем: от разработки нанотехнологий до оптимизации налогообложения и ведения незаконной финансовой деятельности. Поэтому в этой ситуации мне вряд ли придется объяснять причины моего увольнения, рассказывать о существовавших проблемах на работе и выдумывать еще черти что.
В среду, в семь часов вечера, я ужинал дома. В том, что я ужинал в принципе не было ничего странного, потому как ужинаю я каждый день. Но было очень странно то, что я ужинал дома – среди недели, а главное, уже в семь часов вечера. Жена, накидав что-то на стол, спросила дежурное: «Как дела?» – и села напротив, подперев рукой подбородок.
– Хорошо выглядишь, – вяло пробурчал я, пережевывая пищу.
Она ничего не ответила, перевела взгляд на меня, а лицо ее вытянулось в удивлении. Комплимент был слишком банальным. Для большего эффекта нужно было обязательно сказать что-то конкретное и проявить свое участие. Она периодически упрекала меня в том, что я не замечаю в ней никаких изменений. А я действительно ничего не замечал. Ладно уж, что я не заметил, как она поменяла косметику или купила новую блузку, но то, что она сменила прическу, а тем более покрасила волосы, я как любящий муж должен был замечать.
– Немного осветлилась? – спросил я с прежней небрежностью и помотал указательным пальцем в направлении головы супруги.
Вопрос был непростой и, похоже, серьезно сбил ее с толку. Мало того, что я, наверное, первый раз ужинал дома в такое время, так я еще задавал вопросы о ее внешности.
– Ну…
– Я знаю-знаю, – перебил я ее на полуслове, уверенно начав свое вранье. – Что я, не помню, что ль, когда ты красила волосы. Я про лицо: выглядит светлее обычного.
Да, тот факт, что в рабочее для себя время я сидел дома, нельзя было не учитывать. В этот день я еще был полон менеджерского задора и мог часами врать на любые темы. Естественно, я не знал, что она красилась в прошлом месяце, и уж тем более я не заметил никаких изменений на ее лице.
– Наверное, это тональный крем, – супруга заметно оживилась, – хотя я им только позавчера пользовалась. Знаешь, эта мода на смуглую кожу и солярии мне не нравится. Выглядит очень неестественно. Светлая кожа хоть и не блестит, но выглядит натуральнее.
– И сексуальнее, – не отрываясь от тарелки, я закатил глаза на супругу и попытался сделать свой взгляд томным.
Я очень редко говорил ей комплименты, еще реже я с ней кокетничал, и совсем никогда я с ней не говорил о косметике. Поэтому, несмотря на то что она слегка покраснела (видимо, у меня получился томный взгляд), в глазах ее было замешательство и непонимание ситуации. Она обдумывала происходящее и явно чувствовала подвох.
– Почему ты сегодня дома и так рано? – спросила жена по-домашнему тепло.
Похоже, теперь она решила со мной похитрить и позаигрывать. Что же, вот и пришел момент – бьем на поражение. Сразу. Контрольный. В голову.
Я наконец оторвался от тарелки, вздохнул и пристально посмотрел ей в глаза.
– Меня уволили с работы.
По моему замыслу в небе в этот момент должен был раздаться гром и где-то рядом сверкнуть молния. Однако я ничего не слышал, возможно, просто прослушал, а молния в светлое время осталась незамеченной.
Голос мой был спокоен, но от предыдущего общения, как мне показалось, еще осталось немного лукавства. Вряд ли это заметила жена, но мне самому эта интонация не понравилась.
– Отлично, – иронично ответила жена и подняла вверх большой палец, – это надо отметить.
Наверное, я все-таки выглядел не слишком убедительно. А может, она просто привыкла к тому, что я постоянно шучу. Я не могу воспринимать эту жизнь всерьез: сквозь все мои поступки и мысли тонкой нитью проходила ирония и сарказм. Порой я даже сам не понимал: делаю я это серьезно, или мне просто хочется поприкалываться? Так и в этот раз, я не придумал ничего лучше, чем принести из бара початую бутылку виски и целую бутылку вина.
– Конечно, отметим, дорогая, – я поставил бутылки на стол, – с тебя бокалы.
Алкоголь пился легко и приятно. Я так соскучился по своему дому, по своей жене, по ее глазам, по ее голосу! Мы много разговаривали про наших детей. Я был уверен, что мои дети необыкновенные. В этом уверен, наверное, каждый родитель, но у меня, помимо родительских симпатий, было и объективное подтверждение. Я наблюдал за ними, когда был дома и когда было время, и замечал в них достаточно высокую интеллектуальную развитость. Помимо высокого интеллекта, они были развиты духовно. Они, как далеко не каждый взрослый, понимали ценности и пользу вещей, не кидались на блестящие китайские игрушки и во всех приобретениях делали осознанный и обоснованный выбор. Кроме моих наблюдений, развитость старших двух подтверждалась школьными оценками (они были круглыми отличницами) и успехами на дополнительных кружках и секциях.