Конь Рыжий
Шрифт:
Двое, оторвавшись от группы, стали углубляться в лес.
Селестина прицелилась из револьвера и ловко сняла одного. Другой скрылся за кустами.
– Хорошо стреляешь, комиссар! – услышала она позади себя голос. – Будем знакомы – Мамонт Головня! Мне про тебя Кульчицкий сказал. Давай обратно. Того уж не догонишь!
Потылицын с Коростылевым опомнились только в Знаменке, и не задерживаясь, сменив коней, поспешили в Минусинск к управляющему Тарелкину. Так и так – восстание в Дубенском! Отряд уничтожен. Откуда налетела банда – неизвестно. Не менее семисот
А на самом деле в Дубенском было убито три милиционера, прапорщик Савельев, одиннадцать казаков, да раненых вернулось семнадцать человек.
Потерь со стороны черемушкинцев (это они подоспели на выручку дубенцев) не было.
Звонарь Данила ударил в набат, созывая люд на митинг.
– Бом! Бом! Бом!
– Ти-ли, ти-ли, бом! Бом! Зовем! Зовем!
Мужики свели в церковную ограду двадцать семь казачьих и милицейских коней и рессорный экипаж с пароконной упряжкой. На многих оседланных конях были вьюки с теплой одеждой, провизией и боевыми припасами в сумах.
Тела убитых казаков и милиционеров освободили от одежды и сапог – добро сгодится.
Собрали карабины, шашки, винтовки, ремни с патронными подсумками.
Начался стихийный митинг.
На паперть поднялся длинноногий Кульчицкий:
– Товарищи! Даешь восстание! Другого выхода нет. Ни часу промедления на сборы, иначе уездное правительство успеет стянуть в Минусинск всех казаков округа, и тогда будет поздно!..
– Восстание! Восстание! Все пойдем на восстание! – галдели мужики и бабы. – Возьмем вилы, топоры, кому не хватит оружия! Довольно терпеть живодеров!
– Надо выбрать главнокомандующего! – крикнул мужик в шабуре, пробираясь на паперть.
– Есть у нас главнокомандующий! – сказал Василий Ощепков. – Станислав Владимирович Кульчицкий!
– Кульчицкий! Кульчицкий!
– Все пойдем за главнокомандующим!
– Убивать злодеев! Мстить за пролитую кровь!
– Тише, товарищи! – попросил Кульчицкий. – Будем действовать обдуманно. Надо призвать к восстанию минусинскую дружину – не все там стоят за правительство карателей. Немедленно откомандируем туда гонцов. Казаков из станиц не выпускать! Разоружать их по мере возможности! Вооружайтесь и будем действовать. Разобьемся на три отряда. Командирами предлагаю Алексея Пескуненкова, Василия Ощепкова и Ивана Васильева. Он сегодня отлично командовал боем. Я его знаю, товарищи. Это наш человек!
Псаломщика Феодора, теперь уже просто Федора Додыченко, единогласно избрали писарем в штаб: пишет разборчиво и красиво.
Разослали нарочных по всем деревням и селам уезда во все концы!
Кульчицкий с Ноем, прямо с площади, помчались в волостное село Сагайское, в семи верстах от станицы Каратуз, чтоб спешно поднять там повстанцев и не дать вооруженным казакам проскочить в Минусинск.
Во втором часу дня раздался набат в Сагайском. Петр Ищенко, командир Сагайского отряда, забравшись на колокольню, ударил в колокола.
Набат этот слышен был и в Каратузе. Станичному атаману Шошину сообщили, что в Сагайске, кажись, пожар.
– Пущай горят все к едрене матери! –
А в Сагайске в это время уже организовался отряд повстанцев из семисот человек. Из них – двести женщин. Народ вооружен был кто чем: дробовиками, винтовками, берданками, вилами, топорами. Ни один беляк не был пропущен через восставшее село Сагайское в Каратуз.
Из Сагайска откомандировались конные гонцы во все села и деревушки волости. Кульчицкий с Ноем, не задерживаясь, поехали в Большую и Малую Иню. Потом в Тесинскую волость.
Вскоре число повстанцев превысило десять тысяч человек и охватило 20 волостей.
Казаки Каратуза оказались в мышеловке…
Разноликая, плохо одетая, вооруженная чем попало – от револьверов всех систем до стариннейших пищалей, толпа крестьян двинулась на Минусинск…
Восстание!..
VIII
Белая Елань тоже вздыбилась: из Сагайска прискакали вооруженные мужики, возвестив о повсеместном восстании.
Старосту, Михаилу Елизаровича Юскова, поймали у поскотины: бежал на лошади в Каратуз.
– А ну, спешивайся, да пойдем в сборню!
Из Дубенского подоспели Мамонт Головня, Аркадий Зырян и еще четырнадцать мужиков с ними; не припозднились. Михаила Елизарович, как увидел Головню с Аркадием Зыряном, так и похолодел: за порку шомполами, за кровь старого Зыряна с кроткой Ланюшкой спрос будет определенный – кровь за кровь!
– Попался, кровопийца? – сказал продымленный у костров, заросший бородою Аркадий Зырян. – Ну, сказывай, как исказнил моих родителей!
Старец тополевской общины, Варфоломеюшка, явился к хворому духовнику, Прокопию Веденеевичу, отведавшему не в малой мере шомполов и с той поры лежащему в постели.
– Восстанье, гришь? – спросил Прокопий Веденеевич. – На белых анчихристов со казаками-кровопивцами? Славно, славно!
– Да ведь за Советы восстанье, – напомнил духовнику Варфоломеюшка. – Можно ль подымать праведников за власть безбожников? Аль мы не пели анафему Советам?
Одолевая тяжкую хворь, Прокопий Веденеевич поднялся, спустив босые ноги на пол, спросил:
– За Советы, гришь? Али не было у тебя раздумья, Варфоломеюшка, опосля сверженья Советов? Што поимел народ от белой власти? Али не явились люду псы рыкающие, скверну изрыгающие, телеса наши казнящие? Али не грабют люд денно и нощно? Али не выдавили из нас недоимку за три минувших года? Слыхано ли то! Али ждать, когда белые кишки из нас-выпустят?
Варфоломеюшка ответил:
– Оно так, духовник: кишки выпустят! Во вкус вошли кровопролития.
– Вошли, вошли! А через што? Через молчанье народа, чрез повиновенье! Иди, созови старцев ко мне, да живее. Порешить надо сей же день!
Варфоломеюшка, помолившись на древние иконы, ушел.
Прокопий Веденеевич попробовал встать на ноги – худо, но держат тело, в коленях гнутся, эх, сила, сила! Где ты? Выхлестали силушку из тела шомполами. Настал час отмщению, и аз воздам псам рыкающим!