Конан Бессмертный
Шрифт:
Время от времени толпу раздвигали в стороны вооруженные слуги какого-нибудь богатого вельможи, восседающего в благоухающем паланкине, водруженном на лоснящиеся черные плечи мускулистых кушитских рабов. А то отряд стражников выезжал из казарм — цокали копыта скакунов, лязгала сбруя, развевались конские хвосты плюмажей…
Дородный Крассид, капитан стражи Западных ворот, гладил седеющую бороду и знай ворчал про себя. В город нередко заглядывали чужестранцы, но таких необычных, как те, что явились сегодня, он, кажется, еще не видал. Вскоре после полудня в туче песчаной пыли из пустыни нагрянул отряд в семь человек. Предводитель был
Остальные пятеро были отменно вооружены: каждый вез у пояса меч и кинжал, в руках покачивались длинные пики. На вид — дерзкие негодяи, с одинаковой легкостью способные прижать в углу девушку или перерезать кому-нибудь глотку.
Ханарийская городская стража предпочитала не задерживать чужестранцев без веских на то причин. Восток и Запад встречались и смешивались здесь, торгуя и обмениваясь сплетнями. И тем не менее Крассид напряженно следил взглядом за этой семеркой, удалявшейся по направлению к северному кварталу, пока они не скрылись среди дымных таверн и не стих лай уличных дворняжек, мчавшихся следом.
Остаток дня прошел спокойно, но под вечер поток странноватых чужеземцев, казалось, возобновился. С последними лучами солнца у ворот, уже запертых на ночь, остановил коня рослый всадник в бурнусе и потребовал, чтобы его впустили.
Крассид, вызванный к воротам одним из дежурных стражников, явился как раз вовремя, чтобы услышать, как второй стражник кричал вниз:
— Чего тебе здесь надо, бродяга? Мы не впускаем после заката никаких чужаков, которые, того гляди, примутся резать нам глотки и обижать наших женщин! Назови-ка свое имя и скажи, куда едешь, пока не оказался в цепях!
Незнакомец смерил стражника ледяным взглядом голубых глаз, сверкнувших из-под головного платка жителя пустыни.
— Вот что, дружище, — проговорил он с варварским акцентом. — Мне случалось убивать людей и за меньшие оскорбления. А ну живо отопри ворота, не то, клянусь Кромом, я вернусь с войском и разграблю к дьяволам весь этот свинарник!
— Ну, ну, потише, — вмешался Крассид и отпихнул стражника в сторону. — Пошел вон отсюда, недоносок: я еще поучу тебя, как разговаривать с чужестранцами. — И обратился к всаднику: — Послушай, господин! Ты сам понимаешь, нам в Ханарии вовсе ни к чему забияки. Час уже поздний; если хочешь, чтобы я отпер ворота, будь добр назваться и объяснить, по какому ты делу.
— Зови меня Арусом, — буркнул приезжий. — Я хочу повидаться с волшебником Пелиасом.
— Впустите его, — велел Крассид.
Заскрипели тяжелые засовы, двое стражников что было сил налегли на бронзовые рукояти, и одна из створок ворот медленно отошла. Приезжий пустил коня легким галопом и удалился опять-таки в сторону северного квартала, даже взглядом не удостоив привратников. Когда цокот копыт его жеребца постепенно затих, молодой стражник обратился к своему капитану, с трудом сдерживая обиду и гнев:
— С какой стати впускать в город всякого наглеца, ведущего себя так, будто это он здесь правит! По мне, всадить бы ему стрелу между ребрами, и добро!
Крассид спрятал в бороде улыбку:
— Быть может, годы добавят тебе разума,
Конан хорошо знал, где жил чародей: в башне из золотистого камня у северной оконечности города. И он направил своего коня прямо туда, намереваясь перво-наперво свидеться с Пелиасом, а уж потом позаботиться об ужине и ночлеге. Каковы будут еда и ночлег, его заботило всего менее. Годы цивилизованной жизни не изменили его вкусов и не изнежили тела. Краюха хлеба, кусок мяса да кружка пенистого эля — вот все, что ему требовалось. А постель — если ничего лучшего не подвернется, он отлично выспится и на полу таверны.
Покои Пелиаса славились роскошью, но Конан не имел ни малейшего намерения оставаться у него на ночь. Больно уж много темных и безымянных созданий слонялось в темноте по дому волшебника…
Спереди вдруг послышалась приглушенная ругань, потом жалобный крик. По правую руку с треском растворилась дверь, и на улицу опрометью выскочила девушка. Споткнулась и растянулась в пыли.
Конан натянул поводья. Девчонка была сложена не хуже гурий, что населяют рай приверженцев Эрлика. Конан мигом оценил ее красоту, поскольку простое платьице девушки было изорвано в клочья и мало что прикрывало. Вот она отбросила с лица спутанные пряди иссиня-черных волос и с ужасом оглянулась на захлопнувшуюся дверь. Потом огромные глаза обратились на Конана, неподвижно сидевшего на коне. Испуганным жестом девушка прижала ладони ко рту…
— Что стряслось, малышка? — грубовато спросил киммериец, наклоняясь с седла. — Никак любовник поколотил?
Гибким движением девушка поднялась на ноги.
— Там… два пьяных солдата… хотели меня… обесчестить… Я пришла купить вина для отца, а они и деньги у меня отняли…
— Так, — сказал Конан, соскакивая с седла, и его глаза угрюмо сверкнули. У варвара были свои понятия о чести. В частности, он не выносил мужчин, способных применить к женщине силу. — Вот что, девочка, — продолжал он. — Я думаю, не помешало бы разок-другой дернуть их за бороды. Иди вперед, откроешь мне дверь. Там никого больше нет, кроме них?
Она кивнула, подарив ему взгляд, полный ужаса и надежды, и пошла с ним обратно к таверне. Чуть помедлила в нерешительности и распахнула дверь. Два широких шага — и Конан оказался внутри. И услышал, как щелкнул дверной замок у него за спиной.
А перед ним… ничего похожего на то, что он ожидал. Никаких пьяных солдат, которых он легко вразумил бы одним кулаком. Прижавшись к стенам, перед ним стояло семеро вооруженных людей, и в руках у них поблескивали наготове мечи и кинжалы. Не теряя даром ни мгновения, они кинулись к Конану. В их глазах горела яростная решимость: убить!