Конан Дойл
Шрифт:
«Великобританию и грядущую войну» опубликовали; все меры, предложенные Дойлом, были осмеяны и отвергнуты. Доктор уже привык к роли Кассандры: повторялась ситуация с Англо-бурской войной. Конан Дойл, «весь такой средневековый», говорил о научно-техническом прогрессе, о современных методах ведения войны, а военное ведомство отмахивалось от него, предпочитая все делать по старинке. (Может, не Иннесу, а именно ему надо было стать профессиональным военным и, чем черт не шутит, министром обороны?) Тарифы на ввозимые товары поднимать нельзя, так как это нарушит принципы торговли и приведет к удорожанию продуктов, что вызовет недовольство в народе. Подводные лодки – чепуха, мелочь, их в Германии кот наплакал, британскому флоту они повредить не смогут, не стоит принимать их всерьез. Туннель под проливом не поможет в войне, напротив, поспособствует проникновению противника на остров – именно потому в 1883-м его строительство и прекратили. (Из этих
В особенно сильное отчаяние Дойла приводило то, что никто не желал слышать о туннеле. Об этом проекте Дойл говорил особенно много: бесчисленные статьи в прессе, меморандумы во все военные ведомства и в Совет обороны; всякий раз, как ему представлялась возможность какого-либо публичного выступления, он, подобно Катону Старшему, твердил: «Туннель должен был построен». В мемуарах он посвятил целую главу этому туннелю. Он продумал вопрос всесторонне и нашел контрдоводы на каждое возражение. По туннелю можно эвакуировать раненых, доставлять на континент войска, с континента – продукты; он мог бы служить крепостью, а в мирное время способствовал бы развитию туризма. Дельцы из Сити, кстати говоря, проект поддерживали, но политики и общественность отвергали категорически. Член палаты общин Макнил охарактеризовал проект как «безумный». Военный обозреватель «Таймс» Репингтон смеялся над Дойлом и называл его профаном. То же самое в вопросе о подводных лодках. Доктор, однако, не собирался опускать руки. Если не внемлют публицистике – он напишет художественный текст.
Свой фантастический рассказ о войне Дойл назвал «Опасность!» («Danger!»); у него был длинный подзаголовок «Судовой журнал капитана Джона Сириуса». Существует вымышленная страна Норландия со столицей Бланкенбургом – напрашивается предположение, что речь идет о Германии, но при чтении выясняется, что это не так. Произошел пограничный инцидент, в результате которого Англия предъявляет Норландии ультиматум. Норландия – страна маленькая; ее король готов сдаться, но тут к нему приходит офицер Джон Сириус, у которого есть план, как победить Англию. «Много лет они (англичане. – М. Ч.)тратили сотни миллионов в год на армию и флот. Их крейсеры и торпеды были исключительно мощны; они обладали мощными гидропланами; их армия была самой дорогостоящей в Европе. И все же, когда пробил час испытаний, вся эта мощь оказалась неэффективной». Джон Сириус и есть рассказчик – прием для литературы того времени весьма нетипичный: повествование не должно вестись от лица злодея, это все равно как если бы холмсиану писал профессор Мориарти.
Неэффективной британская военная мощь оказалась потому, что хитроумный Сириус придумал, как использовать субмарины – их у Норландии всего восемь, но они заставляют Англию пасть на колени. Нет, он не собирается атаковать британские военные корабли, он не сумасшедший; он будет топить мирные суда с продовольствием (и не только английские, а любые), и англичане вымрут с голода. Сириус – человек не кровожадный (во всяком случае, так он сам о себе говорит), просто он патриот; мысль об убийствах ему не доставляет удовольствия. «Меня охватывала жалость, когда я думал о толпах беспомощных людей: шахтерах Йоркшира, ланкаширских ткачах, лондонских докерах, в чьи дома я должен буду принести ужасную тень голода. Но война есть война, и глупцы должны будут заплатить за свою глупость».
Крошечная подводная флотилия Сириуса топит одно судно за другим, а сама ускользает; наконец Сириус видит в свой перископ лайнер «Олимпик», принадлежащий судоходной компании «Белая звезда», красу и гордость британского гражданского флота. Лайнер «Олимпик» действительно существовал, и все же это, конечно, отсылка к «Титанику». (Версии о том, что «Титаник» был потоплен вовсе не айсбергом, а немецкой торпедой, стали появляться сразу же после катастрофы; они высказываются и доныне.) Сириус выпускает торпеду, и «Олимпик» гибнет; это зрелище вызывает в норландских моряках не восторг, а жалость. Он тонет медленно, и гуманные норландцы надеются, что людей удастся спасти. В конце концов голодающая Британия сдается. Угрюмые британцы ругают норландцев: нельзя нападать на беззащитные гражданские суда и при этом трусливо удирать от военных кораблей, это подло, люди так не поступают. И тут доктор Дойл устами Джона Сириуса высказывает
Норландия – государство умное; оно понимает, что второй раз его хитрость не удастся, и вовсе не хочет вечного антагонизма с Англией. Мирный договор заключен на мягких условиях – вот только Англия должна выплатить компенсацию тем странам, чьи корабли были потоплены. Британское правительство, втянувшее свой народ в неподготовленную войну, отправляется в отставку; к власти приходит новое, более разумное, которое не обижается на Норландию, а, напротив, ценит ее гуманность и даже благодарно за полученный урок (тут уж Дойл преувеличил – таких правительств не бывает).
Отсылая рукопись в «Стрэнд», доктор просил Смита заполучить отзывы со стороны военных специалистов и опубликовать их в приложении к рассказу. Смит это с удовольствием сделал: комментарии должны были усилить интерес читателей. Текст Дойла сопровождался двенадцатью отзывами. Семеро рецензентов были адмиралами, и все они охарактеризовали рассказ как чистейший вымысел, который никогда не осуществится. Ни одна нация, по их мнению, никогда не станет нападать на торговые корабли, писал адмирал Хендерсон; а если даже и станет, то справиться с подводными лодками не составит труда, говорил адмирал Фитцджеральд; экипажи захваченных лодок надо публично казнить, вот и все. Легкомыслие просто поразительное. Особенно если учесть, что «Опасность!» была опубликована в июле 1914-го. (В 1918-м она была включена в сборник «Опасность! и другие истории».) Зато адмиралы одобрили идею Дойла о том, что Англии не худо бы производить побольше продуктов питания.
Позднее немецкий адмирал Капелль, выступая в рейхстаге, заявит, что Артур Конан Дойл был единственным среди англичан, кто понимал, что грядущие войны будут носить экономический характер. Это будет доктору даже лестно. Правда, Капелль говорил также, что Дойл своими выступлениями подал Германии хорошую идею насчет использования подводного флота. «Хвалили» Дойла и другие немецкие военные. (Занятная деталь: во время войны в Германии будет снято пять кинофильмов о Шерлоке Холмсе – больше, чем в Англии...) Была ли в этих заявлениях какая-то доля правды – неизвестно. Но доктору пришлось публично оправдываться и объяснять, что писал он свой рассказ для предупреждения британских военных, а вовсе не затем, чтобы подавать какие бы то ни было идеи немцам.
В том же 1914 году, только в сентябре, в «Стрэнде» начнет печататься другая вещь Конан Дойла, которую он писал примерно в одно время с «Опасностью!», с ноября 1913-го по апрель 1914-го, – «Долина ужаса» («The Valley of Fear»). За прошедший год он уже второй раз вернулся к Холмсу. Первый был в рассказе «Шерлок Холмс при смерти» («The Adventure of the Dying Detective»), опубликованном в «Стрэнде» в декабре 1913-го. Больной, несчастный, слабый, безумный Холмс (пусть потом оказывается, что все было притворством – но ведь он и вправду три дня не ел, бедный!); Холмс, который кашляет, всхлипывает, жалобно стонет, задыхается, умоляет о помощи, «тонким голосом поет какую-то безумную песню», «лепечет как дитя», по-детски же просит на него «не сердиться» и в бреду рассуждает о полукронах и пенсах – такого Холмса мир еще не видел; со времен «Этюда», где юный Холмс то и дело заливался хохотом и прыгал по комнате, великий сыщик не был так эмоционален. Сердце Уотсона пронзено жалостью – и он впервые осмеливается ослушаться своего «бедного друга»: «Больной все равно что ребенок. Хотите вы этого или нет, я все равно примусь за лечение». Когда злобный Кэлвертон-Смит грубо трясет больного за плечо, доктор Уотсон сдерживается из последних сил; еще пара секунд – и он бы, наплевав на запрет «бедного друга», непременно выскочил из своего укрытия; доктор Дойл это чувствовал – и сцену тотчас завершил эффектной развязкой, вслед за которой Холмс просит у обиженного друга прощения и, разумеется, получает его. Перед нами один из самых прелестных и трогательных текстов поздней холмсианы. «Долина ужаса» – вещь совсем в другом духе.
Замысел «Долины» появился у Дойла еще до того, как он написал «Холмса при смерти», в апреле 1913-го, когда к нему в гости приехал американец Уильям Бернс – сотрудник знаменитого детективного агентства Аллана Пинкертона. (Бытует неподтвержденна версия, будто Дойл еще раньше познакомился с самим Пинкертоном.) Бернс демонстрировал Дойлу свое изобретение – подслушивающее устройство – и спрашивал, нельзя ли использовать его в рассказах о Холмсе. Дойл, в свою очередь, расспрашивал гостя о его детективной практике. Из многочисленных историй, рассказанных Бернсом, доктора больше всего заинтересовала одна, произошедшая в 1876 году в Пенсильвании. «Ручаюсь, доктор Уотсон, что еще никогда через ваши руки не проходили такие истории. Изложите их, как хотите. Я только вручаю вам факты. Два дня я провел взаперти и, пользуясь слабым дневным светом, который проникал в убежище, набрасывал свои воспоминания. Это история Долины ужаса».