Конан и Два талисмана
Шрифт:
Вокруг каждой женщины содрогались в танце не менее десяти-пятнадцати мужчин. Тамтамы выдавали самый быстрый ритм, на который были способны опытные, закаленные в празднествах барабанщики.
Мраава горящими глазами наблюдал за происходящим. Дергающимися движениями мужчины подходили к женщинам и, как бы в изнеможении, откатывались назад. Колдун неистовствовал. За короткое время он успел коснуться каждой женщины — каждой жены, давно потерявшей из виду своего мужа. Прикосновения колдуна производили невообразимый эффект. Запах его пота доводил женщин до исступления. Они ощущали себя львицами, пантерами,
Мраава, конечно, знал, чем заканчиваются подобные празднества, но ощущал удивившее его самого желание досмотреть все до конца.
В свете догоравшего костра метались черные тени, слышался пронзительный голос колдуна, выкрикивающего заклинания, сладостные крики женщин, рычание мужчин. Теперь уже никто не танцевал. Возбуждение достигло последней стадии и требовало немедленного выхода. На каждую жену воина приходилось не менее десятка мужчин. Мраава знал, что после этой ночи женщины долгое время не смогут даже думать о любовных утехах. И в этом был большой смысл, ибо мужчины надолго покидали молодых жен. А многие — навсегда отправлялись в страну духов.
Мраава преклонялся перед мудростью предков, завещавших живым такие нужные, полезные обычаи.
Впав в сладостное оцепенение, он наблюдал завершение праздника. А спустя долгое время, приказал опустить носилки и, тяжело дыша, ощущая растекающееся внизу живота тепло, нетвердой походкой подошел к костру. Все закончилось. Вокруг каждой женщины, без сил, вповалку лежали воины. Никто не шевелился. Переступая через неподвижные тела, Мраава выбрал себе женщину — молодую, стройную, с детским лицом, на котором застыли одновременно и торжествующая улыбка, и гримаса отвращения.
Наклонившись, великий колдун долго всматривался в детские черты женщины — чьей-то жены, ставшей сегодня женой многих сильных, неистовых в страсти воинов. И содрогнувшись всем телом, не в силах более себя сдерживать, колдун с громким стоном упал на распростертое перед ним неподвижное тело.
В армии Конана теперь царил образцовый порядок. Большинство ополченцев решили уехать вместе с ранеными. Конан не препятствовал — необученные ремесленники были только обузой. Гассан набрал их для массовости, не понимая, что большая, но неповоротливая, подверженная панике армия гораздо хуже маленькой, но хорошо организованной и мобильной. Именно такую — небольшую, состоящую из опытных воинов армию — и вел теперь Конан в сердце загадочной страны под названием Черные Королевства.
Солнце еще не коснулось горизонта, а Конан объявил привал. Засветло заготовили сушняка для костров. Выставили усиленные дозоры, выслали в разных направлениях опытных разведчиков. Эскиламп развел свой волшебный костер и что-то долго бормотал над ним, бросая в огонь щепотки разноцветных порошков. Хепат издали наблюдал за манипуляциями колдуна, не решаясь спросить, что же он затеял.
Конан, окруженный бывшими телохранителями Гассана, объезжал посты. На душе было неспокойно. К ночи усиливался ветер, солнце садилось в тучу. Следовало
— Что он придумает на сей раз? — бормотал под нос Конан. — Будет хлестать нас молниями?
Вернувшись к шатру, в котором подобало ночевать командиру, киммериец остановился у костерка, над которым в неестественной позе застыл Эскиламп. Поодаль стояли Хепат и Дриан, а за ними возвышался Киас в надраенной до солнечного блеска медной кольчуге.
Троица выглядела до того забавно, что Конан невольно усмехнулся. Самым маленьким и самым старшим был гном — с окладистой бородой, крючковатым носом, с бесстыдно вылезшими напоказ бородавками и сердитым взглядом. Он заметил усмешку друга и слегка обиделся.
Рядом стоял самый младший — черный мальчик Дриан — на голову выше пожилого гнома, с тонкими, худыми ножками и копьем в руке. И великаном выглядел рядом с ними помощник покойного Гассана — Киас. Казалось, что эти трое некой высшей силой собраны из разных эпох для выполнения задания. Впрочем, задание у них действительно есть…
Конан задумчиво поскреб гладко выбритый подбородок. Со смертью Гассана и исчезновением Итилии перед ним встал еще один вопрос — финансовый. Насколько было известно, купец выдал наемникам задаток, пообещав основную сумму выплатить по окончании похода. Кто теперь станет распоряжаться богатством Гассана, было совершенно неясно. Возможно, все перейдет в казну правителя… Но, приняв армию под свое командование, Конан автоматически принимал на себя и долги Гассана. Сложное и скверное положение…
Неслышно подошел Эскиламп. Крайне усталый вид всегда бодрого и веселого колдуна удивил Конана.
— Я встретился сейчас с Мраавой. Хотел узнать его планы. Это очень сильный колдун! Очень… Я едва выдержал его атаку…
Эскиламп в изнеможении опустился на землю. Конан присел рядом.
— Ну и… Узнал ты его планы? Что он придумает этой ночью?
— Он уже придумал. Ночь у нас будет веселая… Я, правда, сумел его на некоторое время обезвредить, так что непосредственно руководить ими он не сможет…
— Кем руководить? — нетерпеливо спросил Конан.
— Армией зомби…
С воплями бежали оставшиеся ополченцы. Киас в своей отливающей медью кольчуге, закрыв голову руками, в страхе содрогаясь всем телом, лежал на земле. На армию Конана надвигался ужас. Полусгнившие трупы, распространяя смрад и роняя остатки плоти, дергающимся шагом шли в атаку. Каждая костяная рука сжимала меч, на каждом оскаленном черепе плотно сидел измазанный в земле шлем. У многих были щиты и копья.
Но не вооружением брали эти давно погибшие воины. Они побеждали страхом. Великий Мраава редко использовал армию зомби. Только в самых крайних случаях, когда проиграть войну было равносильно личной смерти. Смерть воинов колдуна не трогала… Значение имела только угроза его драгоценной жизни. И только в этом случае он призывал на помощь армию мертвецов. И платил за это частью своей жизни.
Нынешней ночью колдун решился вновь вызвать зомби. Слишком велика была ставка — его жизнь и сохранность талисмана, а значит, и возможность пробуждения великого Ктулху.