Конан и река забвения
Шрифт:
В общем, сколько я так пролежал — не знаю. Только послышались снаружи шаги — тяжелые, шаркающие, будто вслепую брел кто-то вокруг дома… Кругами ходил и все ближе и ближе… А дыхания не слышно. Только шаги…
Я чувствую — волосы у меня на голове зашевелились, как живые. Крикнуть хочу — и не могу. Хочу тетю позвать — теперь-то она не казалась страшной… Подумаешь — бельма на глазах! Зато — колдунья!
И надо сказать, именно тогда я и понял, что тетя — колдунья. Не из тех колдунов, что в каждой деревне вокруг костра прыгают, нет — настоящая! Ей никаких ритуалов
Хочу позвать — и не могу, не слушается горло, только хрипы вырываются. А шаги — все ближе. Вот уже к самой двери сарая приближаются. Я и вовсе окаменел. Как ни странно, в этот момент удивился, что руки и ноги заледенели. Прямо, ледышками стали, тяжелыми и чужими. Голова закружилась, будто я на лодке в бурю плыву… А дверь вот-вот откроется… Шаги затихли на тропинке, что в сарай ведет…
И тут, когда я решил, что конец мне пришел — вдруг тетя закричала так громко, как никогда до этого. Как только стих крик — будто кто-то мешок зерна с воза уронил. Мягкий, такой звук падения… Упал, стало быть, тот, кто у дверей стоял.
Утром я, выбегая, отвернулся — не мог, не хватило духу смотреть на то, что у порога лежало. Краем глаза заметил только, что это чье-то тело, все землей покрытое… Как если бы я вот, решил покататься в грязи, а потом немного обсох и пошел бродить по улицам… Страшно… Не хочется даже и вспоминать…
А тетя перестала с тех пор кричать. Вот и вся история… Да, еще про чулан… Ну, это потом — там не так страшно было…
Дриан поежился и протянул худые руки к костру. Некоторое время молчали. Слышался только мерный храп Хепата.
— Завтра он будет рассказывать сон про страшную, толстую колдунью, — рассмеялся Эскиламп, кивнув на куль из которого торчала окладистая борода гнома.
Конан задумчиво подбросил в огонь невесть откуда взявшийся прутик, который вмиг сгорел ярким, синеватым пламенем. Дрова, уложенные Эскилампом, слегка обуглились — и только. Костер горел ровно и мощно, на несколько шагов раздвигая обступившую путников темноту.
— Почему человек боится темноты? Если ты один где-то, а вокруг — тьма?..
— В темноте могут прятаться враги! — сказал Дриан.
— Темнота, мрак, олицетворяют неизвестную угрозу, — в раздумье продолжал Конан, — если видишь, с кем предстоит сразиться — не страшно. Страшит неизвестность…
— Но вначале человек просто опасался ночных хищников, — Эскиламп медленно, как бы прислушиваясь, поглядел вокруг, — а потом у него разыгралось воображение…
— И он стал придумывать то, чего нет? — насмешливо спросил Конан.
— Не совсем так… Просто многие монстры встречаются не так часто, как о том думают… И уж сосем не так часто, как говорят!
Конан поскреб гладко выбритый подбородок.
— Верно. У страха глаза велики… Но ведь все, или почти все, о чем говорят — встречается. Хотя и не так часто.
— А вампиров вы видели? — выпалил Дриан.
У костра надолго замолчали.
Эскиламп уселся поудобнее и, с несвойственной ему неуверенностью, сказал:
— Я не
Конан хмуро рассматривал свои, покрытые шрамами, руки. Проворчал, как бы про себя:
— Я видел… И убил, хотя это оказалось непросто…
— А, правда, что они могут превращаться в летучих мышей? — Дриан изобразил руками крылья нетопыря.
— Не знаю, вряд ли… Они просто… не люди, — Конан немного помолчал и стал рассказывать спокойным, ровным голосом.
— Было это лет пять назад. Я служил в охране одного высокородного лорда… После его смерти, моя служба, естественно, закончилась… Но это после… А в то время, о котором пойдет речь, я отвечал за охрану северной стены замка. В моем распоряжении были десять человек — не слишком хороших воинов, скорее любителей поспать. Сон им, надо сказать, дорого обошелся…
В мои обязанности входила расстановка часовых на стене, в саду и у входа в башню. Ворот с северной стороны не было. Ну и проверять время от времени, не спят ли мои воины, пинками будить, если что…
Все шло заведенным порядком, только стал я замечать, что людей в замке становится все меньше. Исчезла одна из поварих, из тех, что нам варили, и стали мы подолгу ждать за столом, когда принесут миску похлебки, да хлеба кусок.
Кормили в замке не очень-то… Только по праздникам — мясо, а в будни — похлебка. Вина и вовсе не дождешься! Только, если у лорда событие какое, знаменательное… Но какие там у него события… Приходилось вино на свои покупать, когда свободен от дежурства. Но в таверне местной вино было так себе… дрянное вино, прямо сказать…
Ну, так вот… Слуги исчезали… Даже некоторые из охранников… Но не из моего десятка, понятно. За своими я следил, как хорошая кошка за котятами. Бывало, конечно, и отвешивал пару-тройку оплеух, если заснут на посту, но это справедливо — они и не обижались.
И вот, в это время позвал меня к себе лорд. Брикхейм, его звали.
Лорд Брикхейм очень гордился он своей родословной, все портреты на стенах показывал… Даже охранников водил и с гордостью рассказывал, где какой предок висит, да когда и как он умер. Нужно сказать, к чести его рода, что почти все предки в бою погибли. И этот, последний Брикхейм, тоже погиб в бою, правда, в бою не совсем обычном…
Словом, вызвал меня лорд и приказал возглавить его личную охрану, а десяток мой другому передать. Жалованье увеличил втрое. Долго опять про предков рассказывал… А я смотрю — на нем, как говориться, лица нет. Голос срывается, губы прыгают. Он уже старый был, лорд Брикхейм… Но бодрый. Сухощавый, с орлиным носом, торчавшим среди впалых щек, как клюв орла. Глаза сверкали. И не понять — не то гневом, не то весельем… В последнее время, правда, потухли глаза его…
Остановил себя в тот раз лорд, не стал больше о предках рассказывать, посмотрел на меня… и заплакал. Я стою — глазам не верю. Чтобы гордый лорд плакал перед охранником?!.. Здорово его, значит, допекло!..