Конан и Великая душа 2. Огни Будущего

Толуэлл Брайан

— Да! — страстно воскликнула Тхутмертари. — Ты оставил его гнить в мрачной темнице в королевском Луксуре, ибо знал: брат твоего соперника — мой воз­любленный! Ты думал, я буду на коленях молить тебя за него?! Ты просчитался, Величайший! Стигийская прин­цесса не унизится перед тобой!

— И тй отправилась в темницу вслед за Аготмисом!

— Да! Я знала, что когда-нибудь понадоблюсь тебе.

И вот этот день настал! Черная жемчужина Сета вновь будет сверкать в сердце древней Сгипш!

— Ты ничего не забыла, прекрасная Тхутмертари, — задумчиво молвил Тот-Амон. — И я не забыл. Я пом­ню, как многие годы назад безумные поэты всего Вос­тока прославляли дьявольскую красоту

внебрачной до­чери короля Ментуфорры. Я помню, как старый король отрекся от тебя, ибо ты занялась черной магией,, пре­зрев древний закон, согласно которому жрецами Вели­кого Змея могут быть только мужчины. Я помню и ле­денящие душу вопли сотен невинных девушек, которых ты, не знающая усталости, за волосы тащила к алтарю Отца Сета. Твой ум ц твои способности к магии были под стать твоей нечеловеческой жестокости, ужасавшей даже нас, опытных Кодцунов Черного Круга. Я помню это. Да, было время, когда твое имя воспринималось смертными даже с большим страхом, чем мое. Я помню и. то, как, едва взойдя на трон из слоновой кости, ко­роль Ктесфон именем Сета поклялся уничтожить тебя. Тысячи слуг короля с особым рвением готовы были ис­полнить его приказ, ибо почти каждый из них имел к тебе свой собственный счет. Кто спас тогда «черную жемчужину Сета»? Помнишь?

— Помню, — побледнев, ответила принцесса. — Ты. Но неужели ты настолько глуп, чтобы ждать от меня благодарности?

— Разумеется, нет, — расхохотался Тот-Амон. — Я жду от тебя не благодарности, но повиновения.

— Ты получшпь его! А что я буду иметь взамен?

— Король Огагии слишком мягок, — глядя прямо в глаза Тхугмертари, сказал Величайший. —  Чернь отби­лась от рук, бароны бушуют, дикаря и разбойники без­наказанно грабят наши границы. Само слово «статней» более не внушает людишкам на Севере, Юге и Востоке должного страха и почтения. Мы, нация, призванная править миром, строим каналы, чтобы священная вода из Стикса шла на орошение полей простолюдинов! Ве­ликое имя Сета все чаще произносится всуе. Прокля­тый культ Митры подступает к нашим владениям. Разве этого мало? Мне более по душе прежние порядки.

Только свежая кровь на престоле Луксура вернет былую мощь древней земле Сгипш!

— Не ожидала увидеть благородного Тот-Амона, верховного жреца Сета, в роли бунтовщика! — рассмея­лась принцесса.

— Разве это бунт? — поигрывая змеиным перстнем, проскрипел Тот-Амон. — Если наш благословенный король по воле Сета оставит этот мир, а на трон из сло­новой кости взоддет могущественная принцесса, под­держиваемая жречеством — разве это бунт?!

В голубых глазах Тхугмертари зажглась неумолимая жажда власти.

— И еще ты освободишь Атотмиса!

— Что? — как будто ослышавшись, переспросил Тот-Амон. — Тебе светит жемчужная корона Стигии, а ты печалишься о каком-то недоучившемся жреце!

— Не смей говорить так о моем возлюбленном! — в гневе вскричала Тхугмергари.

— Никогда не понимал женщин! Что ты в нем тако­го нашла? Вот, оказывается, где твое самое уязвимое место, черная жемчужина Сета!

— Так ты выпустишь его? — грозно вопросила принцесса.

— Выпушу. Может быть. Если ты все сделаешь пра­вильно. Доставь мне варвара, живого и невредимого. А теперь отправляйся! Такая женщина, как ты, способ­на утомить даже самого Тот-Амона.

Тхугмертари грациозно поклонилась.

— Да, и еще одно, — сказал на прощание Тот-Амон. — Тебе, несомненно, потребуются деньги. Сокровищница Сета в твоем распоряжении, прекрасная Тхугмертари. Трать столько, сколько сочтешь нужным. Расходы меня не интересуют. Только результат!

Главный тронный зал Немедии был

великолепен. Напоминающий небесный свод высокий куполообраз­ный потолок испещряли фрески, изображавшие знаме­нитых героев немеднйской истории. Этот небесный свод поддерживали вычурные алебастровые колонны, похожие на Столпы Богов. С потолка на серебряных цепях свисали огромные золотые лампы. Но истинным украшением зала был сам Трон Дракона — грациозный, величественный, древний; говорили, девять столетии назад на нем восседал легендарный король Брагорас. Трон Дракона напоминал гигантский раскрывшийся цветок; с обеих сторон сидящего на троне властелина укрывали распахнутые крылья сказочного ящера, а зла­торогая драконья голова, возвышающаяся над престо­лом, грозно смотрела на того, кто представал перед взо­ром монарха.

Нынешний монарх Немедии Тараск вальяжно раз­валился на древнем троне, изредка бросая насмешли­вые взгляды на гордо стоящую перед ним молодую женщину. Руки Зенобии, королевы Аквилонии, были крепко связаны за спиной. Благородное лицо королевы пылало праведным гневом.

— Вот мы и дома, драгоценная Зенобия, — говорил Тараск. — Теперь я волен открыть тебе свои планы ка­сательно тебя и твоего дражайшего супруга. Слушай же. Надеюсь, ты оценила мое благородство: я ведь мог убить Конана еще там, на офирской границе. Но я не сделал этого; хвала Митре, твой муж жив.

— Что с ним?

— Он отдыхает в одной из моих опочивален. Снадо­бья, которые достались мне в наследство от Ксалътоту-на и Тезиаса, имеют изумительный эффект. Посмот­ришь на человека — кажется, что мертв, а на самом деле — жив, но парализован!

— Тъ! негодяй! — вскричала Зенобия.

— Знаю, знаю, — насмешливо отмахнулся Тараск. — Однако ж я прошел через все это. Целую неделю плас­том лежал я, парализованный чарами проклятого кар­лика. Конан освободил меня от этих чар, и вот моя бла­годарность: он будет жить! По крайней мере пока он в моей власти…

— Что ты задумал?

— Видишь ли, Зенобия, война с Аквилояией исто­щила мое королевство. Конан, собака, содрал с меня огромную контрибуцию! Сам я, как ты знаешь, два ме­сяца провел в аквилонском плену. Затем были неуро­жай и голод. Только Немедия стала подниматься на ноги, как появился проклятый карлик… В общем, каз­на моя сейчас пуста и, сама понимаешь, такое положе­ние недостойно не мединского монарха. С другой сто­роны, за свою бурную жизнь твой муженек нажил себе великое множество влиятельных и состоятельнътх, — с выражением произнес Тараск, — врагов. Каждый из них не поскупился бы ради одной лишь возможности вздернуть на дыбу Конана-киммерийца.

— На что ты намекаешь? — в гневе воскликнула ко­ролева.

— Ни на что я не «намекаю», — лениво отозвался Тараск. — А говорю открыто: да, я намерен продать твоего Конана кому-нибудь из старых недругов, кто окажется пощедрее! Не правда ли, гениально: и варвар исчезнет из моей жизни, и золото в казне Немедии по­явится!

Зенобия побледнела от ужаса.

— Ты… ты… ты чудовище, — наконец вымолвила она. — Любой подлый стигиец — образец честности и благородства в сравнении с тобой! Митра покарает тебя, негодяй!

Тараск расхохотался: душевные муки бывшей на-ложвицы доставляли ему удовольствие.

— Но постой, — сказала Зенобия, взяв себя в руки, — если ты решил продать Кокана, почему бы тебе не по­просить золото Аквилонии? Мы готовы выкупить свое­го короля! Мы — богатая страна!

— Мы? Ты, верно, все еще считаешь себя аквилон-ской королевой, а, драгоценная Зенобия? Кто в Таран-тии станет слушать тебя, немедийку?! Тебя и раньше не любили, а теперь будут говорить, что это ты продала Конана в мой плен!