Конан и Живой ветер
Шрифт:
Золотой огонь становился все ярче, и Валерии пришлось вначале прищуриться, а затем закрыть глаза. Огонь становился все ярче, и Валерии уже хотелось бросить меч и зажать лицо руками. Она слышала вокруг себя крики, и надеялась, что ни один из них не принадлежит Эмвайе.
Когда через вершину холма хлынул золотой огонь, Конан был уверен в двух вещах: Аондо знал о предательстве; Добанпу сейчас пытается это предотвратить.
Воин танцевал вокруг Конана, вынуждая его либо стать лицом к свету либо спиной
Сейчас звук шагов противника тонул в шуме, который походил на конец света: гром барабана, рев толпы от страха и гнева и гром, который, казалось, поднимается от земли, так же как и доносится с неба. Конан закрыл глаза, сделал глубокий вдох и попытался определить, где находится Аондо, по запаху его пота.
Определение было неточным, но достаточным. Аондо задел руку киммерийца. В это мгновение он мог бы схватить и выбросить Конана, и никто бы не заметил. По для такого сложного действия у Аондо не хватило ума. Он ожидал встретить противника беспомощным, но не нашел такого в Конане, да и сам он тоже был наполовину ослеплен.
Затем золотой огонь уменьшил силу так, что его сияние мог терпеть человеческий глаз. Конан открыл глаза, прыгнул вверх и в сторону и умышленно упал на колени. Аондо издал бычий рев, в котором слышались ярость и триумф, и бросился на киммерийца. Возглас ужаса раздался со всех сторон при виде нарушения табу.
Конан не встретил Аондо корпус к корпусу. Вместо того он упал еще ниже, ударив о барабанную кожу своей массивной грудью. Аондо потерял равновесие. Oн попытался восстановить его, кинувшись сверху на Конана, но киммериец сделал кувырок вперед и ушел с броска воина.
Огромный воин Ичирибу видел, что ничто не спасет его от падения через край. На этот раз рев его выразил чистую ярость. Он в свою очередь сделал кувырок, полетев через край барабана. Аондо приземлился между двух вооруженных воинов, бросившихся схватить его.
Они вполне могли бы попытаться схватить бешено слона. Гигантский кулак сломал копье одним ударом, от удара другим кулаком воин растянулся на траве без чувств. Аондо пнул упавшего в ребра для ровного счета и пригнул голову, чтобы ринуться сквозь толпу.
Даже воины расступились перед ним, но сомкнули ряды, не пустив Конана, когда он спрыгнул с барабан и хотел броситься в погоню. Конан занес кулак, чтобы увеличить число лежащих без чувств.
Валерия продралась сквозь толпу с другого конца при помощи рукояти меча и умелой работы локтями. Вдруг она вскрикнула от неожиданности, когда Конан обхватил ее руками.
— О боги, Конан! Ты хуже дыбы или Мокоссы со своим маслом!
Он держал Валерию перед собой на расстояний вытянутой руки и вглядывался в ее глаза, чтобы убедиться что разум и жизнь там еще теплятся. Затем Конан расхохотался:
— Тот крик был не твой?
— Не первый, во всяком случае. Тогда кричала Эмвайя. Она поймала
Конан чувствовал, как в члены снова возвращаются силы, но соображал он еще так же медленно, ка и Аондо.
— Стрелу?
— Это Вобеку, — сказала Валерия, затем приступила к объяснению, которое постепенно начало доходить до Конана. К тому времени как она закончила, он восстановил не только силы, но и дыхание.
— Где мой меч?
— Конан...
Киммериец взял Валерию под мышки и оторвал от земли.
— Женщина, я потребовал свой меч. Я хочу воспользоваться им, чтобы убить Аондо и Вобеку. Это что, так трудно понять, или ты съела что-нибудь, чтобы замутить себе мозги?
Валерия откинула назад голову и хохотала, пока Конан не присоединился к ней и не выпустил захват. Она легко приземлилась и обернулась:
— Конан, вот твой меч.
Конану протягивал его оружие, ножны и пояс Сейганко. За ним стояли полдюжины воинов Ичирибу, у каждого из которых было не меньше двух копий и трезубец, а многие были вооружены дубинками, дротиками или веревкой с привязанным на конце камнем.
Первой мыслью Конана было, что он каким-то образом заслужил смерть и сейчас ему отдают оружие для того, чтобы он мог с честью принять последний бой. Затем заметил, что мрачные взгляды воинов обращены не в его сторону.
Конан благоразумно вооружился, прежде чем начать говорить:
— Сейганко, я надеюсь, мне позволят участвовать в преследовании этих бесчестных...
— Ичирибу будут судить бесчестие еще более строго, чем ты, клянусь, — сказал Сейганко. Действительно, он поклялся несколькими клятвами, которые, как Конану было известно, считались очень страшными в Черных Королевствах, и еще несколькими незнакомыми, но звучащими вполне убедительно.
Его помощь в преследовании явно нежелательна. Что остается делать?
— Как Эмвайя?
Сейганко, казалось, с трудом пытался овладеть собой.
— Она в руках своего отца и богов. Было бы проще исцелить ее, если бы Вобеку не бросил ранившего Эмвайю оружия. Детской игрой было бы уничтожить его.
Брошенное оружие Вобеку — это что-то не совсем понятное, хотя от всего этого несет колдовством; так что он, вероятно, ничего не потерял. Он решил не считать Вобеку беспомощной жертвой просто из-за того, что тот безоружен, и стал слушать Сейганко дальше.
— Но сейчас Вобеку бежал, — продолжал Сейганко, — и Эмвайя лежит не страдая, но находясь в большой опасности, несмотря на все искусство отца. Если думаешь, что твои боги имеют власть в этой земле, молись им.
Конан кивнул. Сейганко поднял руку, и один из воинов подал ему копье.
— Клянусь этим оружием, несущим смерть предателям, что я не причиню вреда ни тебе, ни твоей женщине-оруженосцу. Что бы сегодня ни случилось, ты и она можете без вреда покинуть эти земли. Но если Эмвайя умрет, не думай найти друга во мне или в любом, кто следует за мной.