Конан. Пришествие варвара (сборник)

Говард Роберт Ирвин

Воздух над головой Конана потрескивал и мерцал, по снегу метались жутковатые отблески – морозно-синие, мертвенно-алые, льдисто-серебряные. Киммериец упорно ломился вперед сквозь зачарованное царство зимы, видеть не видя его безжизненной красоты, – лишь танцующее белое тело, порхающее над снегом всего на шаг впереди… недосягаемо, как и прежде…

Ему недосуг было задуматься о немалой странности всего происходившего, даже когда впереди, заступая дорогу, выросли два гигантских силуэта. Чешуйки их воинской брони посеребрил иней, шлемы и лезвия секир покрывал лед. На волосах исполинов блестел снег, в бородах намерзли сосульки, глаза светились холодными

отблесками северного сияния, переливавшегося в небесах.

– Посмотрите-ка, братья, кого я к вам привела! – подлетая к великанам, крикнула девушка. – Убейте погнавшегося за мной и вырвите у него сердце, и мы поднесем его, дымящееся, нашему отцу!

Гиганты откликнулись ревом, напоминавшим скрежет айсбергов на ледяном берегу… И разом занесли сверкающие секиры, встречая распаленного киммерийца. Лезвие топора сверкнуло у него перед глазами, ослепив вспышкой морозного света. Конан ответил страшным ударом, глубоко всадив меч в ляжку врага. Великан со стоном рухнул на землю, но и самого Конана тотчас отбросило прочь, а левое плечо занемело от удара, нанесенного вторым великаном; если бы не кольчуга и латы, он бы умер на месте. Перевернувшись, он увидел нависшего над ним исполина – черную ледяную статую на фоне ярко переливающихся небес… Вот его секира обрушилась вниз, глубоко врубившись в промерзшую землю, но Конана там уже не было, – перекатившись, он успел вскочить. Великан с ревом высвободил топор, но меч Конана уже пропел победную песнь. Колени сраженного медленно подогнулись, он поник в снег, и наст окрасился кровью из глубокой раны на шее.

Конан быстро огляделся, ища новых врагов, но увидел лишь девушку. Она стояла неподалеку, глядя на него круглыми от ужаса глазами, и теперь на ее лице не было ни следа прежней насмешки. Конан издал свирепый боевой клич и рукой, дрожащей от ярости, сбросил капли крови с меча.

– Ну?! – рявкнул он. – Зови сюда остальных своих братьев, и я скормлю волкам их сердца! Все равно тебе от меня не…

Девушка не дослушала. Повернувшись, она с испуганным криком кинулась наутек. Она уже не смеялась, не издевалась над ним, улыбаясь через плечо. Она бежала, точно спасаясь от смерти. Конан вложил в погоню все силы, вскоре у него загудело в висках, а снег перед глазами начала заволакивать багровая дымка, – и все же чудесная бегунья все удалялась, истаивая в многоцветном сиянии небесных огней. Вот ее фигурка уподобилась языку белого пламени вдалеке, вот превратилась в неясную синеватую тень… Конан так стиснул зубы, что из десен пошла кровь, но все-таки добился: синеватая тень снова превратилась в язык белого пламени, а тот – в летящую девичью фигурку. Вот уже ее отделяет от него какая-то сотня шагов; вот это расстояние фут за футом начало сокращаться…

Теперь ее невесомый бег сделался вымученным и напряженным, чудесные локоны растрепались, Конан слышал, как тяжело она дышала, и взгляд, брошенный в его сторону, был полон неподдельного ужаса. Угрюмое упорство и железная выносливость варвара сослужили ему хорошую службу. Белые ножки уже не так проворно перепархивали с одного сугроба на другой, девушка пошатывалась от усталости. Вот когда в его неукротимой душе разом вспыхнуло пламя, которое она так неосторожно зажгла! Издав нечеловеческий рык, киммериец сделал последний рывок… Она только и успела, что обернуться и вскинуть руки в попытке его оттолкнуть.

Конан сжал ее в объятиях, уронив наземь меч. Гибкое тело отчаянно извивалось в его железных руках. Золотые волосы метались по его лицу, слепя глаза, но ощущение податливой плоти

лишало Конана остатков рассудка. Сильные пальцы глубоко вмялись в нежную кожу… между прочим, холодную, точно лед. Казалось, он обнимал не женщину из плоти и крови, но живое снежное изваяние.

Она воспользовалась мгновением и отвернула лицо, прячась от его неистовых поцелуев.

– До чего же ты холодная, – пробормотал он изумленно. – Прямо как лед! Ну ничего, сейчас я тебя отогрею… Уж во мне-то тепла на двоих хватит…

Но девушка завизжала и отчаянным рывком вывернулась из его рук, оставив в них лишь клочок прозрачной тонкой вуали. Отскочив, она повернулась к нему – всклокоченная, тяжело дышащая, прекрасные глаза полны ужаса. Конан так и застыл, изумленный жутковатым зрелищем ее нагой красоты на белом снегу. До него что-то начало доходить…

И вдруг она вскинула руки, простирая их к небесным огням, плясавшим над головой, и вскричала голосом, которого Конану не суждено было забыть:

– Имир!.. Имир!.. Спаси меня, отец мой!..

Конан уже летел в прыжке, протягивая руки, готовый снова ее схватить… И в это время раздался треск, как если бы неподалеку раскололась ледяная гора, и все небо озарилось холодным огнем. Белое девичье тело внезапно окутало голубое пламя, столь яркое, что киммериец вскинул руки, заслоняясь от невыносимого света. Мгновением позже небеса и заметенная снегом земля засияли трескучими белыми пламенами, синими сполохами, морозно-алым огнем. Конан пошатнулся и закричал… Девушки больше нигде не было видно. Сверкающий снег оказался совершенно пуст, лишь над головой играли и метались в сумасшедшей пляске колдовские огни, а далеко-далеко в горах прокатился глухой гром, словно промчалась гигантская колесница, влекомая бешеными конями, чей топот потрясал землю и рождал в небесах эхо.

И тогда у Конана перед глазами все закружилось – полярное сияние, заснеженные холмы – и взорвалось тысячами искрящих огней, а небо завертелось колесом, роняя звезды. Земля под ногами качнулась, потом опрокинулась. Киммериец рухнул в снег и остался лежать неподвижно…

…Вселенная была холодна и темна, солнце в ней погасло много тысячелетий назад, и все же Конан ощутил присутствие жизни. Потом началось землетрясение. Оно длилось и длилось, его трясло и раскачивало, кто-то растирал ему руки и ноги, причиняя такую боль, что в конце концов Конан негодующе заорал и забился, вслепую нашаривая меч.

– Смотри, Хорса, он приходит в себя, – послышался голос. – Ну-ка, надо живо выгнать из него холод, не то он никогда в жизни больше не поднимет меча!

– Он все никак левую руку не разожмет, – проворчали в ответ. – Сжал что-то и не отдает!

Конан открыл глаза и увидел склоненные над ним знакомые бородатые рожи. Его окружали рослые светловолосые воины в меховых одеяниях и кольчугах.

– Конан! – обрадовались они. – Живой, скотина!

– Ради Крома, Ньерд, – прохрипел киммериец. – Скажи мне, я правда живой или мы все погибли и угодили в Вальхаллу?

– Да живые мы, живые, – отозвался золотобородый асир, возившийся с полузамерзшими ступнями Конана. – Мы нарвались на засаду и вынуждены были прорубать себе путь… Потому-то вам и пришлось драться с ванирами без нас. Когда мы подоспели, тела павших едва успели остыть… Мы не увидели тебя среди мертвых, зато взяли твой след и пошли по нему… Имир свидетель, Конан, ну что за нелегкая понесла тебя в эти северные пустоши? Мы много часов разыскивали тебя и еле нашли! А если бы поднялась метель и все замела? Клянусь Имиром, мы…