Концепции власти в средневековой Руси XIV-XVI вв.
Шрифт:
В процессе изучения деятельности древнерусских и московских книжников, конечно, стоит упомянуть проблему авторства. В некоторых случаях мы знаем имя книжника-составителя или даже заказчика летописного свода, как, например, монаха Лаврентия, переписавшего для суздальско-нижегородского князя Дмитрия Константиновича летопись, впоследствии названную Лаврентьевской в его честь. Краткие заметки об авторах также встречаются в публицистических произведениях, как, например, в Похвале Ивану Калите из Сийского Евангелия, известно имя Софония Рязанца, вероятного автора «Задонщины». Иногда сведения о книжнике-создателе, заказчике и даже месте написания содержат тексты религиозного содержания, однако часто древнерусские книжники XIV–XVI вв. – авторы и переписчики различных текстов остаются безымянны, хотя даже этот, некоторое время назад непоколебимый, тезис в новейших исследованиях часто подвергается критике [60] .
60
См.: Столярова
Как отмечалось выше, в контексте данного исследования под собирательным термином «книжники» мы будет подразумевать не только средневековых летописцев и агиографов, о специфике работы которых упоминалось выше, но также и авторов других письменных памятников, таких как послания, поучения, похвалы и др., так как авторы этих памятников, зачастую занимавшие важнейшие церковные должности, также принадлежали к образованному слою средневековой Руси и являлись носителями тех же идей и ценностей. Значения термина «книжники», как нам представляется, можно распространить еще шире – на авторов всех письменных памятников, включая духовные и договорные грамоты русских князей, памятники законодательства и др., которые хотя сами и не являлись непосредственными авторами текстов, однако также принадлежали к образованному слою средневековой Руси и обладали тем же мировоззрением.
***
Период истории русского средневековья XIV–XVI вв. традиционно именуется периодом складывания Русского централизованного государства на землях Северо-Восточной и Северо-Западной Руси. Именно в это время следует искать предпосылки образования самого крупного и одного из мощнейших государств средневековой Европы, поскольку тогда формировались политическая и экономическая системы, происходило складывание социальных институтов, отличных от Древнерусского государства. Однако объединение русских земель происходило не только силой меча и дипломатии. Параллельно с процессом политического объединения шла всеобъемлющая идеологическая работа, которую проводили московские книжники. Характер их деятельности свидетельствует, по мнению А.А. Шахматова, об общерусских интересах, о единстве русских земель в такую эпоху, когда эти понятия едва только возникали в мечтах московских правителей [61] .
61
Лихачев Д.С. Национальное самосознание Древней Руси. С. 71.
Вместе с тем было бы неверно представлять московских книжников исключительно как выразителей идей и чаяний правящего класса Московского княжества. В большинстве своем представители общественно-политической мысли Московской Руси, принадлежавшие к среде духовенства, осуществляли свою работу в соответствии с религиозным восприятием окружающего мира и происходящих в нем событий. Обладая доскональным знанием Священного Писания, а также других христианских текстов, древнерусские книжники в своих сочинениях проводили параллели с библейскими сюжетами, постоянно находя в окружающих событиях свидетельства Божьего Промысла. Подобные «религиозные мотивы, вплетающиеся в ткань произведений древнерусских книжников», по мнению А.И. Клибанова, «не могут быть отброшены как довески или шелуха без ущерба для изучения их как памятников средневековой мысли и литературы» [62] .
62
Рудаков В.Н. Указ. соч. С. 10.
Кроме того, нельзя не отметить другую специфическую черту, а именно особый провиденциализм, свойственный всем без исключения древнерусским книжникам и авторам. Восприятие и изображение политических событий, таких как, например, борьба князей за великое княжение Владимирское или нападения татар на русские земли, осуществлялось в рамках свойственного средневековому сознанию представления о том, что события земной жизни, как человека, так и целого народа, являют собой отражение событий мира духовного. В творчестве древнерусских книжников действовал принцип, согласно которому то или иное событие играло значимую роль, «поскольку оно являлось со-Бытием» [63] , в то время как различные факты земной жизни представлялись древнерусским книжникам не иначе как знаками, связанными с Божьим Промыслом и непосредственным волеизъявлением Творца [64] . Древнерусские летописцы в своих произведениях редко выражали безусловную поддержку тому или иному правителю, предпочитая наблюдать и подмечать божественные знамения, а также вписывать современные им события в собственную картину мира, сообразно с законами Священного Писания.
63
Там же. С. 9–10.
64
Там же. С. 10.
Конечно, указанные особенности касаются в первую очередь мировосприятия летописцев. Летописание в средневековой Руси представляло собой скорее не частное, а общественное дело. Летописи писались по заказу князей или церковных иерархов, зачитывались вслух перед избранной аудиторией [65]
65
Борисов Н.С. Дмитрий Донской. С. 7.
66
Муравьева Л.Л. Московское летописание второй половины XIV – начала XV в. – М.: Наука, 1991. С. 3.
Исследователи относят начало московского летописания к XIV в. Оно велось уже во второй четверти XIV в. при дворе переехавшего в Москву митрополита Петра, поскольку поздние московские летописи, составители которых использовали в своей работе более ранние и не дошедшие до нас своды, отмечают точными датами как московские, так и митрополичьи события этого времени [67] . Более того, есть основания полагать, что московское летописание началось даже раньше переезда митрополичьего двора. Л.Л. Муравьева относит начало московского летописания к первым десятилетиям XIV в. [68] , т. е. ко времени правления князя Юрия Даниловича. В наиболее ранних известиях московского летописания определяются, таким образом, два центра, а именно двор митрополита и двор московского князя [69] .
67
Лихачев Д.С. Русские летописи… С. 293–294.
68
Муравьева Л.Л. Указ. соч. С. 3.
69
Лихачев Д.С. Русские летописи… С. 294.
Похожая ситуация сохранялась во времена правления Ивана Калиты, одного из сильнейших московских правителей XIV в. Именно к периоду 30–40-х гг. XIV в. относится создание важнейших памятников раннесредневековой Москвы – первой редакции жития митрополита Петра, а также посмертная похвала Ивану Калите, помещенная в Сийское Евангелие [70] . Эти тексты прекрасно отражают окрепшее положение молодого Московского княжества, причем как политическое, так и религиозное.
70
См., Каштанов С.М., Столярова Л.В. Еще раз о дате так называемого «Сийского» Евангелия // Сообщения Ростовского музея. – Ярославль, 1995. Вып. 8. С. 3–48.
В середине XIV в. упомянутые два центра летописания сливаются в один: московские книжники с одинаковым вниманием следят за действиями как князя, так и митрополита, обнаруживая в своем изложении поразительное единство княжеских и митрополичьих интересов, что объясняется деятельностью митрополита Алексея, игравшего ведущую роль в московской политике при малолетнем князе Дмитрии Ивановиче. Прямое свидетельство существования официальной московской летописи, отражавшей драматичные события эпохи Дмитрия Донского, читается в составе «Свода 1408 г.», известного по Троицкой летописи. С этим сводом, имевшим общерусский характер, связано дальнейшее развитие летописания в других русских землях, таких как, например, Тверь [71] .
71
Муравьева Л.Л. Указ. соч. С. 3.
Таким образом, к концу XIV в. московскими книжниками не просто велись отрывочные записи о примечательных событиях, но и осуществлялся полный обзор всей русской истории, наличие в котором «Повести временных лет» объясняется, по мнению М.Д. Присёлкова, продолжением традиций, восходящих к владимирскому летописанию мономаховичей, рассматривающих «Повесть временных лет» в качестве своей родовой летописи. Отметим, что не только московские книжники ставили «Повесть временных лет» вначале собственных летописей, подчеркивая тем самым важность ее политических заветов и преемственность нынешней истории с эпохой Древнерусского государства. Схожую тенденцию можно видеть в других летописных центрах – Твери и Нижнем Новгороде, чьи князя во второй половине XIV в. активно боролись с московскими князьями за великокняжеский ярлык и, вероятно, рассматривали историю своих княжеств как продолжение истории киевской [72] .
72
Лихачев Д.С. Русские летописи… С. 295.