Концепция силы. Юлька
Шрифт:
Напротив остановки, второй месяц строили под небольшой магазин одноэтажное приземистое здание с круто покатой крышей. Сегодня крышу снегом здорово завалило. Два мужичка, очевидно посланные на уборку снега, на полном серьёзе осуществляли весьма смелую идею чистки снега без орудий труда.
Оба стояли на коньке крыши. Один хорошенько упёрся в конёк ногами, держа в руках верёвку. Другой обвязался той верёвкой, лёг на крышу и начал поперечным бревном съезжать вниз, ещё и руками сгребая слишком плотные участки снега.
«Ну пацаны, мальчишки и есть мальчишки!» — удивлённо
— Чисто детишки! — с укоризненной улыбкой сказала стоявшая рядом маленькая крепкая бабуля, которая наблюдала за действом на крыше, прикрываясь от солнца ладонью. — Чего удумали-то! Озоруют…
Белая толстая шаль, плотно обёрнутая на голове и основательно, в слои укрывшая шею, цигейковый полушубок, тяжёлая драповая юбка, разношенные, «разбитые» сапоги и грубые рукавицы из весёлой, желто-соломенной шерсти — бабуля была похожа на дорожный столб-указатель. Так решила Юлька. И Юльке понравилось морщинистое лицо бабули: морщинки откликались на каждое настроение своей хозяйки, особенно много их было по обеим сторонам рта — наверное, бабуля тоже была любительница посмеяться.
А ещё понравился Юльке выговор бабули, заметно окающий. И слово «озоруют» у неё получилось как «узоруют» и внезапно зазвучало по-новому: правильно, узоруют — свой узор в жизни придумывают и плетут на радость себе и добрым людям на потеху.
Подошёл троллейбус. Так ничего и не заметившие люди с остановки гурьбой двинулись к открытым дверям и вместе с бабулей уехали. А Юлька осталась. «Нас было здесь человек семь-восемь, а увидели только мы с ней, — почему-то подумалось ей. — Не хочу в троллейбус. Пока не растаяло, и прогуляться можно».
И Юлька прогулялась. И ничего не могло помешать её солнечному настрою: ни бесконечный поток машин, ни постоянный их шум или долетающая с ветром сизая гарь от больших грузовиков. По пешеходной дорожке девушка шагала быстро, размашисто и прижмуривалась, млея от чувственного касания по лицу солнечных лучей.
Людей на утренних пешеходных дорожках попадалось маловато, и Юлька позволила себе расслабиться. Ко всему прочему она неожиданно поняла: чем унылее и озабоченнее выглядит лицо идущего ей навстречу, тем солнечнее она улыбается. «Обожаю всё наоборот? Или назло им всем? Уж не печоринская ли манера противоречить всем? Что там Григорий Александрович рассуждал об оптимисте и пессимисте? Не похоже. Он менялся в зависимости от настроения человека по соседству, а меня чуть осчастливь — я человек непривередливый — и буду сиять долго и упорно…»
Её добыча, когда она вошла в кафе после прогулки,
Она немного побаивалась, что Олега в кафе не будет. Мало ли что… На работе задержать могут. Движение вон какое на дорогах — тут и застрять недолго.
Он поднялся навстречу ей от углового столика. Юлька обрадовалась ему, поспешила сразу: не любила быть в одиночестве в огромной незнакомом помещении. Олег расценил её радость по-своему: забирая её сумку и пакет, он наклонился к ней и коснулся её губ таким лёгким поцелуем, точно погладил…
Юлька мигом превратилась во взъерошенную кошку и ляпнула, не сообразив сразу, что он таким образом просто приветствовал её появление:
— Я не хочу! Мне не нравится, когда ты!.. И вообще…
На стул не села — свалилась, не умея и с обидой справиться, ни объяснить свои вздыбившиеся чувства. А потом стало стыдно смотреть на Олега, который находился в явном замешательстве.
— Ты всё ещё переживаешь из-за вещей? — осторожно спросил он.
— Да. Нет. Не только, — пробормотала она, уставившись в пол.
— Я помогу тебе снять плащ? — неуверенно предложил Олег. — Опять раскомандовался без тебя, позволил себе кое-что заказать на двоих.
Он-то устроился за столом с домашней основательностью. Вешалку, стоящую за два стола от них, перенёс к своему столику — ему, видимо, разрешили, поскольку до обеда было ещё далеко и в зале посетителей — раз-два и обчёлся. Стол уютно декорирован керамикой, традиционной для этого кафе. Но посередине стоял электрочайник, хотя кипяток предпочитали давать только от бара.
Рядом с этим столом, таким уютным и приглащающим, Юлька притихла и без пререканий позволила снять с себя новенький плащ. А зачерпнув ложечкой мороженое из креманки, суматошно начала выискивать темы для непринуждённого светского разговора.
— Что я сегодня ночью в нашем дворе видела — обалдеть. — Сказала и даже пригнулась: сейчас напомнит, что филолог, а не напомнит — подумает.
Но Олег заинтересовался темой и заинтересовался излишне серьёзно, по мнению Юльки. Он уточнял детали, во сколько приключение у «мусорки» произошло, где именно разворачивалось, сколько времени заняло.
— А ты часто по ночам просыпаешься? — задал он вопрос, среди кучи других прозвучавший до странного небрежно.
— Бывает, — небрежно же, в тон ему ответила Юлька.
Правда, она не подозревала, насколько выразительно её лицо, по которому Олег легко читал всё. Сейчас Олег увидел мгновенную судорогу мучительной тревоги, волной смявшей успокоенность девушки, до сих пор увлечённо уплетавшей мороженое. Она даже замерла на время этой волны, вероятно переживая какое-то воспоминание. Наконец напряжённо отвердевшие губы вновь обрели мягкость очертаний и сложились в безмятежную усмешку. Но мороженое Юлька отодвинула и минуты три вообще ничего не ела. Когда она подняла голову взглянуть на официантку, которая принесла заказанные пирожные, он сообразил, в чём дело. Юлька не могла глотать. Мышечный спазм перехватил ей горло.