Кондор улетает
Шрифт:
— Я не знал, что ты уезжаешь.
— Разве я тебе не говорила? Новый Орлеан летом меня доводит. А жить с Анной в этом готическом замке тоже не слишком приятно. Я уезжаю недели на три посмотреть Мексику. Я там никогда не бывала.
— Очень мило, — сказал Роберт. — Очень мило.
Он обнаружил, что ему ее не хватает. По утрам в конторе он ловил себя на том, что спрашивает, нет ли от нее известий. Он поспешно снимал трубку, ожидая, что она позовет его позавтракать вместе или потребует, чтобы он заменил неявившегося гостя. Ему не хватало ее громкого смеха в коридорах.
Он начал выходить на «Кондоре» из гавани в озеро Поншартрен. Он никого не брал с собой и монотонно крейсировал вдоль берега взад и вперед.
И теперь, заходя поздно вечером в «Магнолию» съесть бутерброд, он ощущал, что его загорелое обветренное лицо дышит здоровьем и жизнью и не кажется таким уж неуместным среди студентов. Когда его руки ложились на стойку или тянулись за сахарницей, было видно, что они тоже загорели, а кое-где ободраны от возни с парусами. Он даже улавливал легкий свежий запах соленого воздуха, исходивший от его одежды. Он понимал, что все это — фанеровка, что загар покрывает стареющую кожу, что соленым запахом он обязан застойной воде. И все-таки эта видимость его как-то защищала. Он чувствовал, что выглядит неплохо.
Как-то в четверг он задержался на яхте — даже долгий летний закат успел померкнуть и совсем погаснуть. Он был в камбузе — убрал на место формочку для льда и начал вытирать разбрызгавшуюся воду. Горела одна слабая лампочка.
— Э-эй, на борту, паруса поднять или как там по-вашему! — крикнула Маргарет.
Он услышал цоканье ее каблуков по палубе.
— Сними туфли, — машинально потребовал он.
Так-то ты со мной здороваешься?
Она ворвалась в кружок света перед ним — ее кудрявые волосы курчавились круче обычного, лицо обтянулось, глаза стали больше.
— Ты похудела, — тут же сказал он.
— Месть ацтеков.
— Что?
— Ты мог бы обрадоваться мне! Я приехала прямо с аэродрома — такси ждет тут с моим багажом.
— Я рад, что ты вернулась, — сказал он. — Мне тебя не хватало.
— Правда?
Она стояла совсем рядом с ним. Он почувствовал сквозь рубашку теплоту ее тела.
— Без тебя было слишком уж тихо.
— Отцу и Анне это, наверное, нравилось.
— Хочешь выпить?
Она стояла перед ним как окаменелая, без единого движения. Немигающие карие глаза были словно две дыры. Он взял ее за локти, чтобы вежливо ее отодвинуть и достать бокалы для виски со льдом. Ее руки оказались такими тонкими, что его пальцы сомкнулись вокруг них. Его собственное тело было таким большим, таким толстым! Оно вздувалось, как воздушный шар. Она была где-то далеко, на его рубеже. Глянцевые завитки ее черных волос были влажными. Наверное, поднялся туман… Однажды он вез ее домой — давным-давно. Она уехала от своего первого мужа. Тогда она тоже казалась маленькой и хрупкой.
Маргарет отступила и вырвалась из его рук. Повернувшись, она пошла в носовую каюту
Я же ничего не могу, подумал он, пошел за ней и остановился, наблюдая.
Она сняла все, кроме бюстгальтера, и теперь изгибалась, дотягиваясь до застежки.
— В прошлый раз было жутко холодно, Роберт, и воняло плесенью.
— Я не думал, что ты помнишь.
Совсем раздевшись, она выжидающе сидела на краю койки. Он сел напротив.
— Послушай. Ну, как бы тебе сказать… Сейчас ведь не то, что прежде.
— А?
— Да.
Он хихикнул.
— Ты сидишь голая, а я даже при галстуке. — И он снова засмеялся.
Она ждала, не улыбаясь, не сердясь. Терпеливо. Когда он вдруг задохнулся от смеха, она потянулась через проход, взяла его за руку и притянула к себе. Он опустился на пол.
Если бы я мог, думал он. Она же знает. Я ей сказал. Уж куда прямее. Могла бы оставить меня в покое. Ведь я ей сказал.
Брюки врезались в тело. Наверное, перекрутились. Он заерзал. Она крепко прижала его к полу. Сильная, чертовка!
Она соскользнула к нему на пол. Тут было совсем темно. Тусклые лучи лампочки в камбузе сюда не доставали.
— Черт, — сказал он. — Говорю же тебе, что не могу.
Брюки врезались в живот все больнее. Он заерзал.
Она больно укусила его сквозь рубашку.
— Перестань, черт подери!
Она укусила его еще раз, а потом, увернувшись от его занесенной руки, стиснула зубами мочку его уха.
Она стискивала зубы все сильнее, и по его шее прокатывались волны боли. И вдруг по всему телу разлился жар. Жгучий. Давно знакомый. Слепые объятия во тьме…
— В следующий раз, — сказала она, — все-таки снимай брюки. Молния царапается, да и синяк от пряжки — не большое удовольствие.
Он почти ее не слышал.
— Послушай, — сказала она. — Меня ведь ждет такси.
— Я с ним расплачусь. — Он еле ворочал языком. — Сложим твои чемоданы ко мне в машину.
Она быстро одевалась.
— Я пойду с тобой.
Пока они шли по длинному бетонному пирсу, он не выпускал ее руки. И в машине всю дорогу домой.
— Разве ты не рад, что ошибся?
— Может, у меня выходит только с тобой.
Он играл пальцами Маргарет, тянул их то туда, то сюда.
— Больно, — сказала она.
— А может, мне это нравится.
— А может, мне это не нравится.
Она начала вырывать руку, но он только сильнее ее сжал.
— Послушай, — сказал он, — почему бы тебе не переночевать у меня?
— Нет. — Она с мягкой улыбкой покачала головой.
— Ну, пожалуйста.
— Подумай, что скажут соседи.
— К черту соседей!
Она наконец высвободила руку.
— Наверное, за все время, пока ты гонялся за юбками, туда ты никого не приводил?
Он сказал медленно:
— По-моему, это должно тебе польстить.
— О, конечно, — сказала она, — но я добропорядочная разводка и вернусь в отцовский дом.
Они молча ехали вдоль Нового канала с застойной, замусоренной водой. Потом Роберт сказал:
— Я переночую у тебя. В этом сараище кто заметит? Да и Старик уехал в Порт-Беллу. Сегодня же четверг, ты не забыла?
Она сморщила нос. Он разглядел эту гримаску даже в темноте.