Кондуит и Швамбрания
Шрифт:
— Что это за игра, где никто важный не умирает? — доказывал Оська. — Живут без конца!.. Пусть умрет кого жалко.
После продолжительных и тяжких сомнений в Швамбрании скончался Джек, Спутник Моряков. Ему наложил полные почки камней жестокий граф Уродонал Шателена. Умирая, Джек, Спутник Моряков, воскликнул над последней страницей словаря обиходных фраз:
— Же вез а… Я иду в… их гее нах!.. Ферма ля машина!.. Стоп ди машина!..
После этого он хотел приказать всем долго жить, но в словаре этого не оказалось. Его похоронили с музыкой. Вместо венков несли спасательные круги и на могиле поставили
Несмотря на тяжелую утрату, беспрестанные изменения климата и политики, материк Большого Зуба простирался еще через все наши мысли и дела. За медными дверцами ракушечного грота в одиночестве и паутине хирела королева — хранительница тайны. Швамбрания продолжалась.
Однажды Оська прибежал из школы в полном смятении. На улице среди белого дня к нему подошел какой-то солдат и спросил Оську, не знает ли он, как пройти в Швамбранию… Оська растерялся и убежал. Мы сейчас же отправились вдвоем искать таинственного солдата. Но его и след простыл. Оська высказал робкое предположение, что, может быть, это был настоящий заблудившийся швамбран. Я поднял Оську на смех. Я напомнил ему, что мы сами выдумали Швамбранию и ее жителей. Но все же я заметил, что Оська взял под сомнение реальность мира, а с другой стороны, стал как будто тихонько верить в подлинное существование Швамбрании.
Швамбрания первой ступени
Вскоре это стало известно в Оськиной школе. И без того Оська с первого же дня приобрел популярность в своем классе. Одна из маленьких школьниц спросила на уроке, из чего и как получается сахар.
— Я знаю, — сказал Оська. — Сахар получается в школе.
Временно заведующий школой Кочерыгин заменял отсутствующего ботаника.
— Не по сути говоришь! — сказал он. — Сахар из земли вынимают, на манер соли.
Оська добавил, что «это не сахар, а сахарин находят в керосине, который брызгается из-под земли».
Временно заведующий смутился. На другой день он пришел в класс и сообщил, что, по наведенным им справкам, точно в земле добывают не сахар, а сахарин… Только не из керосина, а из угля. К Оське Кочерыгин стал относиться с большим почтением.
Воспользовавшись этим, Оська нанес на большую классную карту контуры Швамбрании. Так как учитель естествознания и географии продолжал отсутствовать, то Кочерыгин вёл и географию. Палец временно заведующего заблудился в горах нового материка.
— Какое государство тут жительствует? — спросил временно заведующий, тыча пальцем в неведомую страну. — Ну-ка? Кто знает?
Класс не знал.
— Это Швамбрания, — сказал Оська озорничая.
— Как говоришь? — переспросил временно заведующий.
— Швамбрания! — повторил Оська уже серьезно.
— А нешто есть такая? — нерешительно спросил временно заведующий.
— Есть, — отвечал Оська. — Позавчера-вчера один солдат даже уехал туда.
— А почему в книжке ее нет? — шумел класс.
— Она еще на глобусе не нарисованная, — сказал Оська, — потому что новая страна.
— А ну-ка, расскажи про нее все как есть, — сказал временно заведующий.
И Оська вышел к карте. Весь урок до конца он рассказывал о Швамбрании. Он подробно сообщил флору и фауну материка Большого Зуба, и класс, затаив дыхание, слушал о диких коньяках,
— Здорово знаешь, — сказал он. — Ну и памятливый у тебя чердак, удивление! И откеля ты все это вызубрил?.. Ну, садись. Ребята, — обратился он к классу, — чтоб к тому разу все это назубок и без запинки.
Оська вернулся из школы в необычайном сиянии.
— Швамбранию уже в школе учат, — сказал он гордо.
И я едва не сел на пол.
Но на другой день новый заведующий сам привел смущенного Оську домой. Он ласково вел его за руку и уговаривал отречься от швамбранской веры. А позади шли Оськины одноклассники и кричали: «Швабра! Швабра!..» Новый заведующий рассказал папе и маме о странных географических познаниях Оськи. Он просил повлиять на упрямого швамбрана. Оська хныкал и ссылался на таинственного солдата, который искал дорогу в Швамбранию.
И вот когда на той же неделе мы гуляли с Оськой на площади, к нам подошли два молодых крестьянина в обмотках и с маленькими сундучками на спине.
— Молодые люди, родные, уважаемые, где здесь… это… — начал один скороговоркой, и мы замерли в страшном предчувствии. — Где тут в штабармию пройтить? В красные добровольцы записаться…
Так вот куда искал дорогу таинственный солдат!
Вход с улицы
Сыпной тиф качался по улицам в такт мерной походке санитаров и могильщиков. Тиф был громок в горячечном бреду и тих в похоронных процессиях. Катафалки тянули верблюды Тратрчока.
Школа переезжала.
Металась Швамбрания в поисках устойчивой истины, меняя правителей, климат и широты.
И только дом наш незыблемо стоял на своем причале на старой широте, на прежней долготе. Он заржавел, он врос в дно — уже не пароход, а тяжелая, занесенная баржа, ставшая островком. Бури не могли пока еще вторгнуться в него, так как мама боялась сквозняков и закрывала форточки.
Но, разумеется, кое-какие изменения произошли. Папа, например, носил френч, а не пиджак. Красный крестик на клапане говорил о том, что отец — военный врач. Он работал в эвакопункте. Затем люди «неподходящего знакомства», знавшие всегда лишь черный ход квартиры, теперь все, словно сговорившись, являлись через парадный. Даже водовоз, которому как будто удобнее и ближе было идти через кухню, требовательно звонил с парадного хода. Он топал через квартиру, он следил и капал. И ведра его были полны достоинства.
Мы с Оськой приветствовали это разжалование парадного крыльца. Теперь между ним и кухней установился сквозняк непочтительности. И в нашей описи мирового неблагополучия был зачеркнут пункт первый (о «неподходящих знакомствах»).
Первыми после революции позвонили с парадного слесарь и плотник. Аннушка открыла им, прося обождать, и пришла сказать папе, что «какие-то просят товарища доктора».
— Кто такие? — спросила мама.
— Да так из себя мужчины, — отвечала Аннушка (всех пациентов она делила на господ, мужчин и мужиков).