Конец Большого Юлиуса
Шрифт:
Человеческие характеры давно перестали быть для Нины Борисовны загадкой, ведь всю свою жизнь она занималась тем, что изучала деловые качества людей. И будь на месте Юлии другая молодая женщина с судьбой обыкновенной, Нина Борисовна просто уволила бы ее как не справившуюся с работой, потому что все в характере Юлии не устраивало ее, да и самой почвы для изменения недостатков она не видела.
Но Нина Борисовна жалела Юлию простой бабьей жалостью. Она понимала, что у Юли нет никакой поддержки: родственники, какие были, остались в Белоруссии, занятой оккупантами. И сколько хватало сил — терпела.
Однажды
— Давайте, Харитонова, еще раз попробуем договориться. Может быть, вы просто не понимаете сути нашего дела? Как вы представляете функции отдела труда?
Юля молчала. Она сидела по ту сторону стола и покорно слушала. Волосы у нее начали отрастать и вились крупными, короткими золотыми колечками. Нина Борисовна, посмотрела на эти колечки, на худенькие ключицы, проступающие в вырезе белой кофточки, безукоризненно чистой и хорошо выглаженной, и растерянно вздохнула.
— Просто не знаю, что с вами делать! — сказала она. — И как это Харитонов вас ни к чему не приучил? Сам он был весьма собранным и глубоким человеком! Впрочем, что ж об этом сейчас говорить… — спохватилась она.
Юлия уклончиво молчала, а Нина Борисовна смотрела на ее нежное розоватое лицо с тяжелыми темными глазами и вспомнила историю женитьбы Харитонова, о которой в свое время много толковали на заводе. Харитонов уехал в командировку в Минск на слет стахановцев Белоруссии и вернулся женатым. Говорили, что Юля — дочь ответственного работника в Минске, что родители ее баловали и берегли, потом мать умерла, отец второй раз женился и капризная Юля не поладила с мачехой. Харитонов познакомился с нею на улице в тот момент, когда она ушла из дома навсегда. Юля стояла, уткнувшись лбом в стену дома, и плакала по-детски обстоятельно, посапывая и тяжело вздыхая. Харитонов принялся ее утешать, повел домой, помирил с родителями и через два дня зарегистрировался с нею.
— Пожалуйста, увольте меня! — однажды попросила Юля. — Я вас очень прошу! Пожалуйста!
— А как ты жить будешь? — удивилась Нина Борисовна. — Может быть, попросим перевести тебя на другую работу, полегче?
— Нет, нет… — торопливо ответила Юля. — Вы только увольте. Я устроюсь! У меня есть возможности!
Она сказала это так убежденно, что Нина Борисовна, просветлев, с легким сердцем уволила ее и тут же стала хлопотать о переводе в свой отдел работника, давно ей приглянувшегося.
Но недели через три, проходя мимо нового шестиэтажного дома, где Харитонов получил в прошлом году двухкомнатную квартиру, она вспомнила о Юле и зашла ее навестить.
Навстречу вышла Юля в голубой, легкой кофточке, как всегда, удивительно чистенькая, гладенькая, и встревоженно поздоровалась с гостьей.
Кто-то сконфуженно кашлянул в глубине комнаты, и навстречу Нине Борисовне поднялся Аносов, начальник заводского строительного отдела, пожилой, молчаливый человек в полувоенной одежде. На ногах у него были тапочки, на носу очки, в руке он держал раскрытую книжку, видно, только что встал с дивана…
— Я мимо шла, зашла… — багровея от неловкости, сказала Нина Борисовна.
— Вот и хорошо, вот и хорошо, что зашла! — сконфуженно мялся Аносов. — Садись, чаю выпьем…
— Я тороплюсь! — мрачно сказала Нина Борисовна и ушла.
Несколько
Юля прожила с Аносовым до сорок четвертого года. В начале сорок четвертого года вернулась из эвакуации его жена с двумя детьми. За месяц до ее приезда Аносов начал реже бывать у Юлии, перестал давать деньги, а за неделю вовсе бросил заходить.
Предчувствуя недоброе, Юля надела лучшую свою шапочку из голубой белки и пришла к нему на завод.
Он принял ее в кабинете, хмурый и совершенно чужой.
— Может, мне на работу опять надо поступить? — неуверенно спросила Юля.
— Конечно, надо! — сухо сказал Аносов. — Как можно в нашем государстве не трудиться! — осуждающе прибавил он, не глядя на Юлю, с неудовольствием чувствуя, как через стол доносится к нему знакомый запах ее духов. — Я бы только советовал вам ориентироваться на другое предприятие, — внушительно продолжал он. — И квартиру вам следует переменить. По вашему теперешнему положению велика квартирка-то! Догадается кто и поставит вопрос об уплотнении.
Юля поняла угрозу, вежливо попрощалась и ушла. Больше она не пыталась с ним встретиться.
По телефону она пригласила в гости Костю Юрочкина, агента отдела снабжения завода, пожаловалась на свою судьбу.
— Кошмар! — сочувственно сказал Костя. — Но ничего, не расстраивайтесь, Юленька! Я вас завтра же устрою на работу… Хотите служить диспетчером? Или — секретарем?.. Что вам больше нравится?
Юля закусила прозрачный ноготок и задумчиво посмотрела на Костю.
— Вы мне раньше квартиру помогите обменять! — попросила она. — А насчет работы я подумаю. Я, Костя, очень больной человек. У меня недавно целый день голова болела… Вот поправлюсь, окрепну, тогда…
Юрочкин уверил Юлю, что впервые видит такой нежный цвет лица, как у нее, и что обменять квартиру — дело плевое.
— Располагайте мною во всех отношениях! — восторженно предложил он. Вскоре он привел к Юле тучного человека и отрекомендовал его как «врача-специалиста». Врач брезгливо осмотрел безукоризненно чистую квартирку Юли и ушел, ничего не сказав, а через две недели приехал и вручил ей ордер на крохотную однокомнатную квартиру около Эрмитажа.
Юрочкин перевез вещи Юли, помог устроиться и достал справку для домоуправления, в которой черным по белому было написано, что гражданка Харитонова Юлия Сергеевна работает на базе № 9 Главгипрометтехстроя в качестве товароведа-консультанта с оплатой в семьсот пятьдесят рублей.
Через некоторое время он забежал днем, не снимая пальто, не садясь, рассказал пару анекдотов и попросил Юлю приютить на недельку одного знакомого, командированного из Днепропетровска.
— Парень хороший, понимаешь, в гостинице номер никак не может достать. А ты все же заработаешь! Он на диванчике устроится!
Сначала Юлю тяготили чужие люди, приезжающие в ее дом во всякое время дня и ночи. Сначала после каждого постояльца она мыла пол, кипятила посуду, но вскоре привыкла к беспорядку и начала заметно опускаться. Отяжелела, научилась пить водку и требовать деньги за ночлег вперед, по нескольку раз в день гадала на картах на «нечаянную радость» и полюбила ходить по магазинам, скупая «промтовары», которые перепродавала постояльцам, как заправский спекулянт, втридорога.