Конец черного темника
Шрифт:
— Кто велел вам наше отечество терзать? — гневно вопросили юноши у ордынских военачальников.
И начали сечь басурманское войско. Ни один из ворогов не избыл смерти...
— Вот так и великий князь московский одолеет Мамая, — на прощание сказали святые Борис и Глеб Фоме Хецибееву.
Узнав об этом, Андрей Попов сразу повелел:
— Скачи немедленно к Дмитрию Ивановичу и поведай ему о видении... Укрепи его дух.
Прискакав, Фома поведал великому князю о видении, а в ответ услышал:
— Не рассказывай более никому!
И увидел Хецибеев, что княжеский дух весьма укреплён.
— Верю словам святым Бориса и Глеба, но победу ещё сотворить надобно, не расслаблением, а токмо силою её возымеешь...
Потом московский князь удалился и, воздев руки к небу, начал говорить:
— Господи, человеколюбец, молитвами святых мучеников Бориса и Глеба помоги, Господи, как Моисею, как Давиду на Голиафа, и Ярославу на Святополка, и прадеду моему, великому князю Александру, на хвалящегося римского короля, который хотел его разорить. Не по грехам моим воздай, мне, Господи, ниспошли, Господи, милость свою и просвети нас благоутробием своим. Помоги рабам своим христианам, что именем твоим прозываемся.
Слышит Дмитрий Иванович, как объявили:
— Второй гонец к нам пожаловал, великий княже. Из Москвы, от преподобного игумена Сергия.
Подали Дмитрию грамоту и хлебец Святой Пречистой Богоматери. В грамоте той содержалось благословение всем русским князьям и всему православному воинству.
Великий князь съел хлебец и сказал громогласно:
— О, велико имя Пресвятая Троица, Пресвятая Владычица, Госпожа Богородица, помогай нам молитвами твоего Сергия игумена!
А в шестом часу вечера случилась ещё весть — 7 сентября, третья по счёту.
Прискакал Семён Мелик с дозорными. За ними гнались ордынцы. Гнались до тех пор, пока не увидели полки великого князя московского. Вернувшись, они доложили Мамаю, что русских великое множество.
— Одолеем! — воскликнул в злой запальчивости чёрный темник.
Мелик рассказал великому князю о том, что Гусин Брод перешёл Мамай, одна только ночь разделяет их между собой, наутро уже придут на Непрядву. Следует сегодня приготовиться к бою, не то завтра поздно будет.
25. СМЕРТИ У ХРАБРЫХ НЕТ
Вечером полки заняли свои места в боевом строю, потому что утром в тумане сделать это было трудно. Вот что отмечает летописец: «Был канун живоносного праздника Рождества Святой Богородицы, осень же была тогда длинная, и дни по-летнему сияли, тёплыми были и тихими. В ночи той туманы росистые являлись».
Боевой строй русских был таков: три полка в глубину — Передовой, в котором находился сам московский князь, братья князья литовские — Дмитрий и Андрей Ольгердовичи; Большой во главе с князем смоленским, а воеводами при нём — Тимофей Вельяминов, Дмитрий Минин и Аким Шуба; Сторожевой князя Оболенского, при котором воеводами были Михайла Челядин и царевич Черкиз — Секиз-бей.
Фланги же Дмитрий Иванович усилил конными полками Правой и Левой руки. Полк Правой руки, которым руководили князья Андрей Ростовский и Андрей Стародубский с воеводой Грунком, расположился у крутых берегов реки Нижний Дубик. У реки Смолки — полк Левой руки во главе с Фёдором и Иваном Белозерскими. Воеводами
За левым флангом в Зелёной Дубраве московский князь тайно расположил Засадный полк. Его возглавили искуснейший воевода Дмитрий Боброк и князь Владимир Серпуховской.
Затем на виду у всего войска Дмитрий Иванович снял свои золочёные доспехи, обрядил в них своего друга Михаила Бренка и велел во время битвы возить за ним великокняжеское знамя. Сам же надел боевые доспехи простого воина и встал в Передовой полк, сказав при этом:
— Братья, так знайте же! У храбрых есть только бессмертие, смерти у храбрых нет!
По поводу переодевания Дмитрия Ивановича у историков много толкований, но одно из них бесспорно: случись гибель великого князя на виду у всех, она бы отразилась на боевом духе ратников. На это, собственно, и рассчитывал Мамай, посылая на всадника в золочёных доспехах и красном плаще, над которым реял великокняжеский стяг, своего племянника Тулук-бека с сотней отборной конной гвардии. И когда с Красного холма он увидел, что подрублено великокняжеское знамя, решил, что Дмитрий убит, и русские сейчас в панике побегут. Но русские и не думали бежать. Ведь каждый воин знал, что великий князь в доспехах простого ратника и, даже если на поле останется хоть с десяток бойцов, не исключена возможность что в их рядах рубится великий московский князь...
Но всё это будет завтра.
А сегодня вечером у Прощенина колодца, у которого на ветках склонённых ив в знак доброй памяти висят сейчас красные косынки, а на дне его поблескивают монетки, ратники переодевались в чистые рубахи, ополаскивая родниковой водой лицо и грудь. И уходя, целовались, прощаясь перед завтрашним боем.
Григорий Холопищев, цепляя меч на бедро, говорил Якову Ослябе:
— Ты, Яков, ещё в бою не был, а мне приходилось... Ордынец силён, когда издалека воюет, стрелой или арканом... А его надо брать топором или ослопом. Ты видишь, как Дмитрий Иванович полки расставил: кругом реки и овраги, пятиться нам некуда, а ордынцу на коне тоже не развернуться. Так что в ближнем бою и будем биться...
Якову хотелось сказать этому простодушному сильному парню, что поле это как раз они и выбирали с Дмитрием Ивановичем, но передумал: после поездки зимой на Рясское и Куликово поля Яков заметно повзрослел и возмужал. Он лишь спросил с улыбкой:
— Значит, должны победить?
— А то как же! Должны, — простодушно ответил Григорий. — А иначе — нельзя!
Завтра после боя Яков умрёт от тяжёлых ран на руках своего отца Родиона, а в бою, весь утыканный стрелами, будет держаться до конца и не выронит из рук знамя полка Правой руки.
Уже давно вечерняя заря потухла. И князь Дмитрий Иванович вместе с Боброком выехал на Куликово поле. Стали они посреди двух войск и повернулись к ордынскому. Услыхали стук и клич, словно на торг собирались ордынцы или строили что-то. И вот за Зелёной дубравой завыли волки, закаркали за Доном вороны, забили крыльями по воде Непрядвы гуси и лебеди, будто возвещая грозу.
— Слышишь это? — спросил Боброк.
— Да, брат, великая гроза, — ответил великий князь.
— А теперь обратись, княже, в сторону нашего войска.