Конец эры
Шрифт:
Через рваную дыру в корпусе мы могли видеть двух других трицератопсов, пытающихся отодвинуть труп в сторону. Кликс стрелял и стрелял, но они не повторяли ошибок своего собрата — головы пригибали к земле, защищаясь костяными воротниками. В короткое время путь был расчищен, и в поле зрения появился отряд троодонов. Они дождались, пока Кликс начнёт перезаряжать ружьё, и бросились в атаку — чешуйчатый вал зубов и когтей, неостановимо катящийся на нас.
Кликс попытался подняться на ноги, но вместо этого шлёпнулся обратно на пол. Мой желудок, казалось, провалился куда-то в район ботинок. Ближайший из троодонов упал на брюхо, двое других повисли на зазубренных краях
Я отошёл от дыры и улёгся на живот рядом с Кликсом. Землетрясение продолжалось, гром бил по ушам, от подъёмов и опусканий земли крутило в животе. Ветер хлестал изо всех отверстий в корпусе «Стернбергера». Постоянно сверкали молнии, но раскаты грома были почти не слышны, заглушаемые другими шумами, в том числе какофонией голосов животных.
Земля вздрагивала, поднималась и опускалась…
Полагаю, что по всей Земле возникали разломы, из которых выплёскивалась раскалённая магма, богатая иридием, мышьяком и сурьмой. Расплавленный камень зажигал бесчисленные лесные пожары и кипятил воду в океанах. Кое-где земля выбрасывала облака ядовитых газов, и огромные цунами накатывали на берега, заливая солёной водой пресноводные мелководья и уничтожая прибрежные экосистемы. Земля под новообретённым весом слегка сжалась, и это давление сформировало ударный кварц и микроалмазы — два любимых доказательства астероидной теории в среде её сторонников.
Моя голова раскалывалась. Я приподнялся, чтобы ещё раз выглянуть в дыру в корпусе. Небо приобрело желчный зеленовато-серый оттенок; по небу быстро неслись облака. «Стернбергер» подпрыгивал, словно яичница на сковородке. Каждый раз, как он падал обратно, мне в грудь больно впивались металлические застёжки моей куртки. У меня стучали зубы. Я боялся открыть рот, чтобы не откусить ненароком язык, когда он непроизвольно захлопнется. Кровотечение из носа не прекращалось.
Наконец, крики снаружи утихли, но подземные удары продолжались, земля колыхалась. С неба стеной падал дождь, словно всё вёдра внутри облаков перевернулись разом.
Прошёл час, потом другой — землетрясение не утихало. Кликс отключился, и его голова безвольно билась о дрожащий от подземных ударов пол. Я подумал, что теперь, когда тяготение Земли усилилось, Луна должна приблизиться к ней. К тому времени, как её орбита стабилизируется, она будет повёрнута к Земле той стороной, к которой мы привыкли. Крошечный Трик, как я полагал, никогда не сможет стабилизироваться на более низкой орбите и в конце концов рухнет на Землю.
Наконец, землетрясение прекратилось. Мы остались внутри «Стернбергера», ожидая повторных толчков. Они начались минут через двадцать и потом повторялись в течение всего оставшегося времени нашего пребывания в мезозое и, должно быть, в течение многих последующих лет.
Во время одного из затиший мы решились выбраться наружу. Небо
Это был совсем другой мир. Мы с Кликсом были единственными крупными организмами, сохранившими способность передвигаться. Лежащие на брюхе динозавры были повсюду. Некоторые ещё цеплялись за жизнь. Сердца других уже давно отказали, не в силах работать при в 2,6 раза большей силе тяжести. Те, кто ещё был жив, в конце концов умрут от истощения, неспособные двигаться и питаться.
Мы видели нескольких хетов. Они выдавливались из своих мёртвых или умирающих носителей, но в повышенной гравитации их комья расплющивались в голубые лепёшки и едва могли двигаться. Похоже, им было тяжело оставаться в виде крупных, способных к мыслительной деятельности конгломератов. В нескольких местах мы видели три или четыре маленьких комочка, неспособные объединиться в один большой. Кликс сжигал их все, как только обнаруживал.
Мелкие животные — птицы, черепахи и несколько похожих на землероек млекопитающих, чувствовали себя при полной тяжести превосходно, однако все остальные умирали от переломов костей, разрыва внутренних органов или остановки сердца.
Всюду была смерть, и настал момент, когда я уже не мог её больше видеть. Нечеловечески уставший, я уселся в папоротниках возле бедняги утконосого — животное тихо поскуливало, умирая. Его замысловатый гребень, похоже, треснул, когда голова ударилась о скалу в момент отключения подавителей гравитации. Предсмертные вздохи животного с хриплым свистом проходили через раздавленные носовые пути; оно в ужасе глядело на меня, и в его взгляде не было ни малейших следов разума.
Это был конец эры.
Я погладил динозавра по бугристому боку и перестал сдерживать слёзы.
Эпилог: Схождение
Онкологическое отделение госпиталя Уэллесли никогда не было весёлым местом, но почему-то в этот раз оно не так гнетёт, не кажется тюрьмой для меня и моего отца.
Я сижу на неудобном виниловом стуле рядом с его кроватью. Неважно, о чём мы разговариваем. Говорить, в общем-то, особо нечего. Иногда он оживляется достаточно, чтобы сказать пару слов, и тогда я поворачиваюсь к нему лицом и делаю вид, что слушаю. Но мыслями я в тысячах километрах отсюда и в миллионах лет в прошлом.
Когда Чжуан-эффект реверсировался, математическая струна, соединявшая «Стернбергер» с настоящим, была смотана. В то время, как корабль выдёргивали из прошлого, история всех 65 миллионов лет была переписана. Обратное конструирование: будущее делало прошлое таким, каким оно должно было быть.
Я истребил динозавров; я вымостил дорогу млекопитающим.
Вымостил дорогу собственному настоящему.
А другой Брэнди? Другая мировая линия?
Пропала. Есть только одна мировая линия; только одна реальность.
Полагаю, у меня нет причин для скорби. В конце концов, я — это он, и поскольку мы с Тэсс по-прежнему вместе, он, должно быть, даже рад передать мировую линию мне. Кроме того, он не исчез бесследно. Я теперь храню часть его памяти благодаря этой странной подмене дневников. Было то квантовой флуктуацией или чьим-то замыслом, но я благодарен за эту память, за данную мне возможность взглянуть на то, какой могла бы быть моя жизнь. Дневник Брэнди-времяпроходца напоминает мне кошку моего соседа Фреда, появившуюся в его хижине на Джорджиан-Бей после того, как её существование уже вроде бы прекратилось. Иногда вселенной не всё равно… хотя бы немного не всё равно.