Конец главы
Шрифт:
Свесив голову с дивана, Найджел пришел к выводу, что, наверное, ничего нет приятнее рабского подчинения красивой женщине. Сев, он ей это изложил.
— Я вами не помыкаю, — сказала она. — Мне просто не нравится, когда вы ноете, что у вас болит головка.
Пока Клэр готовила чай, Найджел разглядывал студию. «Мой второй дом. Но что за хлев! Я никогда бы не смог жить вместе с женщиной, которая держит открытую банку гусиного паштета рядом с открытой банкой скипидара!» Повсюду валялись кухонные принадлежности, гипсовые слепки, окурки, дорогие альбомы с репродукциями и комки глины; заляпанный глиной халат висел на крючке
— Фокси не стареет.
— Да. Забегал вчера попить чайку. Спрашивал, как Хозяин. Я сказала, что вы очень заняты, что-то ищете. Ах черт, хотела бы я тоже найти — нож для кекса.
— Он во втором ящике туалетного стола в спальне.
— Правда? Как же он туда попал?.. А-а, разыгрываете!
Клэр, сновавшая по мастерской в поисках ножа, круто повернулась и нечаянно выбила из рук Найджела чашку.
— Ах ты дьявол, почему я такая нескладная! — простонала она, подбирая осколки и вытирая костюм Найджела шарфом, который сдернула с шеи.
— Неправда, вы на редкость изящны. Просто чересчур импульсивны, поэтому на все натыкаетесь.
После чая Найджел растянулся на диване, положив голову на колени Клэр. Ее пальцы поглаживали его виски, словно придавая им форму, — он почувствовал себя куском одушевленной глины. Руки Клэр были широкие, с тупыми пальцами, сильные и в то же время какие-то текуче-мягкие. Найджел поцеловал одну из них.
— Уродины, правда? — спросила она. — Вот почему я так за ними ухаживаю.
— Хотел бы я быть такой уродиной.
— А вы и есть урод. Страшилище. Но интересное. У вас скошенное лицо. Но симметрия — это так уныло. Ну, вам лучше?
— Гораздо.
— Иногда я просто удивляюсь, почему я не выхожу за вас замуж, — мечтательно произнесла Клэр. — И ведь не скажу, чтобы меня об этом просили…
— Или просят.
— Но вы еще попросите!
— Дорогая, я не смог бы жить в таком хаосе. Я бы сошел с ума.
Ее темные глаза стали еще больше.
— Но я же не прошу вас жить со мной вместе. Мне это совсем не улыбается. Я вовсе не желаю, чтобы вы тут все время болтались и наводили порядок. Я говорю — «выйти замуж». Понимаете? Я люблю мой хаос.
— А без хаоса вы не можете творить?
Клэр покачала головой, и угольно-черные волосы скользнули по его лицу.
— Напыщенный мерзкий старик, — ласково пробормотала она.
— Рассказать вам про дело, которым я занят? — спросил Найджел немного погодя.
— Конечно, рассказать.
Найджел переместился в кресло, убрав оттуда большую ископаемую раковину, пепельницу и недоеденную слойку. Усевшись, он рассказал ей со всеми подробностями о событиях в фирме «Уэнхем и Джералдайн». Клэр напряженно слушала, как кошка свернувшись на диване, глаза ее смотрели на него не мигая, тоже по-кошачьи.
— Что ж, по-моему, это очень интересно, хоть и скромненько с виду, — сказала она,
Найджел кинул на нее цепкий взгляд. Странно, что она сразу же напала на того, кого он подозревал, но утром не назвал компаньонам.
— По-моему, он играет с огнем, — продолжала она.
— Почему?
— Вы говорите, что он влюблен в эту Майлз. А я знаю, что она суперстерва первого класса.
— Вы с ней знакомы?
— Слыхала о ней. У этой Майлз есть одна неизменная страсть, одна близкая душа: Миллисент Майлз. Она уж постарается держать этого Райла на коротком поводке. Если он не уговорит фирму переиздать ее книги — выкинет его за дверь. Если же ему это удастся, она высосет из него все, что ей надо, а потом пошлет подальше. Так или иначе, помяните мое слово, ничего хорошего он не дождется.
— Знаете, Клэр, вы меня иногда поражаете.
— Чем? Разве я не права?
— Нет, наверное, правы.
— А этот Райл, мне кажется, натура вспыльчивая. Он человек с подавленными страстями, старомодный за своей блестящей хромированной оболочкой, в душе таит затасканно-рыцарственные представления о любви и сексе, хотя порой и злится на себя за это.
— Давно вы его знаете?
— Никогда в жизни не видела. И даже не слышала о нем, пока вы мне не рассказали. Честное слово.
Найджел встал и зашагал по мастерской.
— Предположим, что Миллисент потребовала от Райла переиздания своих книг за то, что выйдет за него замуж или будет с ним спать. А Протеру — главная этому помеха. Тогда у Райла на редкость серьезная причина опорочить Протеру, не говоря уже о том, что он считает Стивена человеком отсталым, которого пора выгнать вон, как Бейтса, бывшего заведующего производством.
— Нет, я не думаю, чтобы это сделал Райл, — сказала Клэр.
— Почему?
— Он уже достаточно давно с ними работает и знает, что они берегут Протеру как зеницу ока. Они его ни за что не уволят по одному подозрению. Я думаю, это сделал Протеру.
— Да что вы, Клэр…
— Я знаю. Гадить в своем гнезде и прочее. Но, судя по вашему описанию, он немножко сумасшедший. Да и ничего удивительного: двадцать пять лет целыми днями читать! Поневоле утратишь связь с тем, что у нас называется реальностью. Думаю, что науськала его Майлз. Склока, которую они разыгрывают на публике, кажется мне ненатуральной. Скорее всего, маскировка.
— А зачем ей было его науськивать?
— А может, она его шантажировала.
— Но зачем?
— Чтобы сделать гадость генералу. Или другому генералу, тому, который возбудил дело о клевете. Я уверена, что она женщина мстительная. Может быть, другой генерал…
— Кто, Блэр-Чаттерли?
— …может, это тот человек, который соблазнил ее, когда она была молодой, невинной девушкой — если она таковой когда-нибудь была, в чем я сильно сомневаюсь, — словом, тот таинственный незнакомец, о котором вам рассказывал Райл. Поэтому, когда она проболталась насчет «гекатомбы», они с Протеру были просто вне себя от злорадства. Может, ребенок, который родился у нее от Блэр-Чаттерли, был одним из тех парней, которые погибли в этой «гекатомбе». Месть. Понятно?
— Ребенок родился мертвым. Вы бредите, моя дорогая. Но раз вы заинтересовались этим делом, добудьте-ка для меня кое-какие сведения. Вы говорите, что слышали о мисс Майлз…